В новой парадигме соотношение между частью и целым более симметрично. Если свойства частей помогают понять целое, то и сами они могут быть поняты только через динамику целого. Целое первично. Если вы понимаете его динамику, то можете — по крайней мере теоретически — вывести из него свойства и модели взаимодействия всех его частей. Эта перемена произошла в науке, прежде всего в физике, в период становления квантовой теории. Именно тогда ученые, к своему удивлению, обнаружили, что не могут больше использовать понятие части — такой, например, как атом или частица — в классическом значении. Части не могли больше четко определяться. Их свойства менялись в зависимости от контекста.
Постепенно физики начали понимать, что природу на атомном уровне нельзя представить как механическую, составленную из «фундаментальных кирпичиков». Скорее, это сеть отношений, и в этой взаимосвязанной паутине вообще нет частей. Что бы мы ни назвали частью, это будет только паттерн, обладающий некоторой устойчивостью и поэтому попадающий в сферу нашего внимания. Гейзенберг был так впечатлен новым пониманием соотношения между частью и целым, что даже свою автобиографию назвал
Осознание единства и взаимосвязи всех вещей и событий и понимание любого сущего как проявления фундаментальной целостности — важнейшая общая черта всех восточных мировоззрений. Мы можем даже сказать, что это сама суть таких учений, да и вообще всех мистических традиций. Всё сущее — взаимозависимые, неразделимые и преходящие паттерны одной высшей реальности.
Второй признак новой системы научных взглядов и воззрений — переход от мышления в категориях структуры к мышлению в категориях процесса. Согласно старой парадигме, существуют фундаментальные структуры, а также силы и механизмы взаимодействия между ними. Из всего этого образуются процессы. В новой парадигме процесс воспринимается как первичная категория, а любая структура, которую мы наблюдаем, есть проявление протекающего в ее основе процесса.
Категория процесса заняла в физике важное место благодаря теории относительности Эйнштейна. Признание того, что масса есть форма энергии, привело к исключению из научного оборота таких понятий, как материальная субстанция и фундаментальная структура. Субатомные частицы не состоят из какого-либо материала: это паттерны энергии. А та связана с активностью, процессами, и это значит, что природа субатомных частиц в основе своей динамична и изменчива. Когда мы наблюдаем частицы, то не видим в них ни субстанции, ни фундаментальной структуры. Мы видим динамические паттерны, беспрерывно превращающиеся друг в друга: нескончаемый танец энергии.
Мышление в категориях процессов — главный атрибут восточных мистических традиций. Большинство их концепций, образов и мифов включают время и изменение в качестве основополагающих элементов. Чем больше мы изучаем тексты индуистов, буддистов и даосов, тем очевиднее становится, что мир они представляют в категориях движения, потока и перемен. И именно образ космического танца Шивы, в котором непрерывно возникают и исчезают все формы сущего, открыл мне глаза на существование параллелей между современной физикой и восточным мистицизмом.
В современной физике представление о Вселенной как о механизме сменилось представлением о взаимосвязанном динамическом целом, части которого сильно зависят друг от друга и должны пониматься как паттерны космических процессов. Чтобы в такой взаимосвязанной паутине отношений выделить объект, мы должны перерезать какие-то из этих связей — и концептуально, и физически с помощью инструментов для наблюдения. И, поступая так, мы изолируем определенные паттерны и интерпретируем их как объекты. Например, если вы хотите идентифицировать электрон, вы можете разными способами и при помощи разной техники наблюдения оборвать его связи с окружающим миром. Соответственно, и электрон может проявить себя как частица, а может — и как волна. Всё зависит от того, как вы организуете наблюдение.
Эту решающую роль наблюдателя в квантовой физике установил Гейзенберг. Он полагал, что мы никогда не можем рассуждать о природе, не говоря одновременно о себе. И это третий признак новой парадигмы в научном мышлении. Я уверен, что он относится ко всем отраслям современной науки, и я хочу обозначить это как переход от объективной науки к науке