Я человек дела, я не философ, как раз наоборот, я абсолютно экзистенциален, поэтому я и делаю акцент на саньясе, потому что знаю: если не решиться, если не погрузиться в это целиком, если не рискнуть, то невозможно расти.
Можно коллекционировать слова сколько угодно. Очень легко собирать великие слова. Вы, Бавасимхан, живете в Мадрасе. Адьяр совсем недалеко, всего несколько минут езды, на окраине Мадраса. Вы можете туда съездить. В Адьяре находится самая великолепная эзотерическая библиотека в мире, поскольку там находится главное отделение теософского общества, международное отделение. Чего там только нет! Вы нигде больше не найдете столько чепухи, собранной в одном месте.
Когда я был в Мадрасе, люди из Адьяра пригласили меня погостить у них. Я сказал, что приеду.
И я приехал. Мне показали окрестности — это прекрасное место, мне показали замечательную библиотеку.
— Как вам наша библиотека? — спросили они меня потом.
— Это редкость, — сказал я. — Я видел много библиотек, но такой, в которой было бы собрано столько чепухи...
Они были потрясены. Они воскликнули:
— Что?!..
— Да, — сказал я. — Теософия — самое глупое явление нашего столетия.
Бавасимхан, вы можете поехать в Адьяр. Вы, наверное, там уже бывали. Там вы найдете все древние священные писания, сможете прочесть прекрасные книги и остаться прежним. От вас не потребуется никаких изменений. Но приехать сюда — совсем другое дело. Я не занимаюсь чепухой.
Маленький мальчик писает посреди площади. К нему подходит постовой и говорит:
— Не писай здесь, малыш, а то я отрежу тебе твоего Вилли!
Мальчик мгновенно перебегает на другую сторону площади и видит маленькую девочку своих лет. Она тоже писает. Он смотрит на девочку и восклицает:
— Ого! Этот постовой человек дела!
Именно поэтому вам и страшно. Я
Вы боитесь, потому что благодаря моим словам вы осознали, что есть нечто большее, здесь происходит нечто большее, чем просто слова. Вы боитесь не меня, вы боитесь не саньясы, вы боитесь своего собственного внутреннего желания — что вы можете совершить прыжок. Вы боитесь своего собственного потенциала, который жаждет расти, который ждет, что его раскроют. Он ждет лишь подходящей возможности, определенной атмосферы, определенного энергетического поля. И это поле уже существует здесь и сейчас. Приезжайте, напейтесь из этого источника, и ваша жажда будет утолена навсегда. Но вам придется заплатить цену.
Саньяса — вот цена. Я знаю, что, просто нося оранжевую одежду, вы не станете просветленным, но это инструмент. Если вы станете носить оранжевую одежду, вас будут считать сумасшедшим. Я хочу, чтобы именно так вас воспринимали по всему миру: мои сумасшедшие люди.
Бог открывается только тем, кто достаточно сумасшедший, только тем, кто сходит по Богу с ума, как люди сходят с ума по богатству и власти. Если вы не сходите по Богу с ума, надежды нет. Вы боитесь потому, что здесь что-то
Вы боитесь неизвестности. Саньяса — это путешествие в неизведанное. Этого места нет на карте. Бог — это непознанное, и не только непознанное, но и непознаваемое.
Приезжайте! Джелаладдин Руми говорит: «Приходи, приходи, приходи...» Снова и снова я повторю: «Приезжайте», ведь я здесь ненадолго.
Пятый вопрос:
Ошо,
Ты всегда говоришь правду?
Да, сэр Преподобный Банан. Я всегда говорю правду, даже если мне приходится немного приврать.
Шестой вопрос:
Ошо,
Я хотел бы встретить женщину и жениться на ней, женщину, которая не флиртует, не хихикает, не сплетничает, не курит, не пьет, не обнимается и не целуется. Такое возможно?
Майкл Потато-Сингх, сэр, только один вопрос: «Зачем вам это?»
Седьмой и последний вопрос:
Ошо,
Ты действительно меня ждал? Я приехал. Я хочу спросить: могут ли ваши обнимающиеся и целующиеся саньясины когда-нибудь попасть на небеса?
Майкл Томато, я рад, что вы приехали. Добро пожаловать домой. Теперь вся троица в сборе: Банан, Потато и Томато. Выглядит гораздо аппетитнее, чем Бог-отец, Бог-сын и Святой Дух. Почерк у всех абсолютно одинаковый. Поэтому это больше похоже на тримурти, три лика Бога, чем на троицу, чем на трех человек. Это не три человека, это один человек с тремя лицами. Более того, почерк не похож на мужской, он похож, скорее, на женский, что делает ситуацию еще более загадочной.