Дар

И сохло белье на веревках, и росли помидоры с огурцами под окнами.

И душистый табак цвел на маленькой клумбе, обложенной кирпичом, и другое, нехитрое — настурции, фиалки, календула.

И даже трещина на щербатом от времени поребрике была на своем месте, там, где он её помнил всегда.

Всегда.

С того самого дня, как он впервые попал в этот двор больше двухсот лет назад.

Он постоял, молча глядя на этот крошечный заповедник своей памяти, потом развернулся и пошел обратно. Сначала медленно, но затем всё быстрее, ускоряя шаг.

* * *

— Подожди, не торопись, — попросила Берта. Фэб смолк на полуслове, и она продолжила. — Ты ведешь к тому, что здесь… сбывается всё?

— Не совсем, — Фэб нахмурился. — И не так… не так явно.

— Не так явно? — переспросил Ит. — Ты это называешь — не так явно?! Фэб, опомнись. Словив восемнадцать пуль, я должен был сдохнуть на месте! У Ри получилось выжить — с чем?! С полуразрушенным стволом мозга?! И это ты называешь «не так явно»?.. Фэб, тут сбито время, сбито напрочь — и этого никто не видит, в том числе мы! Поребрик никто не менял — почему?! Потому что я помнил трещину? И ты говоришь, что…

— Ит, что именно ты сделал, когда увидел разрушенный дом? — спросила Берта.

— Я ничего не делал! Я просто сильно расстроился, и подумал, что мне хочется, чтобы всё стало, как раньше!

— Угу. А до этого мы все думали о том, что очень хотим, чтобы выжили вы двое. И вы, замечу, выжили. Оба. Нам очень нужны были деньги, и деньги посыпались на нас, как из рога изобилия — это ты тоже будешь отрицать? Вы четверо хотели работу — и работа сваливается, откуда ни возьмись? Я хотела, чтобы Веруська была рыжая — и она родилась рыжей, хотя Анна сказала, что она будет, скорее всего, черноволосой, из-за Кира. Ит, мне дальше перечислять наши хотелки? Хорошо, я могу продолжить. В самом начале, совсем в начале — вы оба хотели домой, и мы, не имея совсем ничего, сумели активировать портал… это же вообще из области фантастики! И ты будешь говорить, что ничего не делал?

— Бертик, не дави авторитетом, — попросил Фэб. — Мы поняли. Ты права, я именно к этому и вел. Именно к тому, что здесь сбывается всё. Действительно всё. Но — не явно. По крайней мере, не так явно, как в этот раз.

— Сбывается — у кого? — в пространство спросил Ит.

— У нас, — пожала плечами Берта.

— А может быть, у них?..

— Ты о чем?

Ит решился. Он рассказал о своем недельной давности озарении, о трёх лежащих столбах, которые должны держать опорный, и о том, что, как ему кажется, прошлая инкарнация, возможно… наверное… может быть…

— Ит, это воздействие — не на уровне Сэфес, — покачал головой Фэб. — Оно гораздо глубже. И вообще, Сэфес так не воздействуют, сам знаешь.

— Я и не говорил, что это воздействие Сэфес. Я имел в виду другое. То, что они спрятали себя не просто так. И что они, может быть, даже живы.

— Это вряд ли, — Фэб задумался. — Такие вещи всё-таки фиксируются.

— А птиц на часовне тоже было двенадцать, — вдруг вспомнила Берта. — Ит, ты прав, наверное. Мне кажется, что прав. Только давай ты больше не будешь вытаскивать из небытия дома, хорошо? А то ты нам дорог, как память, и мне тебя становится жалко, когда ты в таком зеленом виде оказываешься, как вчера.

— Я ж не нарочно, — усмехнулся Ит.

— Это понятно, — покивал Фэб. — Но всё равно, лучше не надо.

— Что-то мне подсказывает, что от нас это не зависит, — заметил Ит.

— Бойтесь своих желаний, они могут исполниться, — Берта зевнула. — Ребят, пошли спать. Утро вечера мудренее.

— Пошли, — Фэб встал. — Одна радость в этом всём, — заметил он.

— Это какая? — поинтересовалась Берта.

— Девчонки получили обратно свои любимые красные качели. И нам не придется бегать по району, чтобы найти другие точно такие же, — объяснил Фэб.

— Да, — согласился Ит. — С качелями им трудно угодить. Ладно. Идемте спать.

14 Гимн любви

Год 11.979

— Где носит этого чертова гения?!

— Не знаю! Рыжий, держи ровнее, сползает же!

— Да держу я…

«Стрела» утонула десять минут назад, вокруг плавали ошметки капсул из «умной воды», которые стремительно таяли — море забирало то, что принадлежало ему, принадлежало по праву.

Самолет утонул самым первым, но, по счастью, от него осталось несколько крупных обломков, которые неплохо держались наплаву. На один из них удалось затащить раненого пилота, и сейчас пилота пытались стабилизировать — тем, что было «на себе» и потому не утонуло вместе со «стрелой». Главное — это как-то продержаться до сборщика, но сейчас сборщик просто не сможет подойти. Потому что вокруг идет бой, и его, скорее всего, не пропустят.

— Рррррыжий, кто из нас сказал, что адреналина не хватает? — зубы выбивали дробь, холод пробирал до костей. Собственно, ничего удивительного. Мартовское море, оно трындец какое холодное. И волнение — балла четыре, не меньше. И «батарейки» с комбезов они перевесили на «грелку», в которую кое-как сумели завернуть пилота. Себе оставили только маломощные резервные…

— Не помню… а что?

— Если это был я, то дай мне по шее.

— А если я?

— А если ты, то когда это всё кончится, я дам по шее тебе!

— Спасибо, утешил.