Дар

Почувствовав чей–то взгляд, Столин, посмотрел в том направлении — на втором этаже все так же стояла и сверлила его глазами грузная женщина. Рядом с нею торчали громадные головы двух кобелей. Увидев, что Столин заметил ее, женщина улыбнулась и что–то произнесла, обращаясь, по всей видимости, к собакам. Псы синхронно кивнули и мигом исчезли с балкона.

— Мать моя, да она спустила на меня собак! — догадался Владимир Ефимович. — Чертова сука спустила на меня своих ротвейлеров! Он повернулся и побежал к входным дверям гостиницы. Ухватившись за тяжелую ручку, он изо всех сил потянул дверь на себя и чуть не упал, когда она неожиданно легко поддалась.

Вбежав в полутемный холл, Владимир Ефимович в два шага одолел расстояние до стойки портье и принялся барабанить кулаками по столешнице. Звуки ударов разносились в гулкой тишине зала.

Дверь за стойкой распахнулась почти сразу, словно портье стоял прямо за ней и ждал… Чего? Нелепая фигура в брезентовой куртке внушила Столину еще больший ужас. Однако, пристально вглядевшись в лицо портье и не обнаружив на нем никаких признаков мандибул и лабиума, он несколько расслабился и, стараясь совладать с дрожью в голосе, произнес:

— Ключ, будьте любезны.

Портье непонимающе уставился на него, надменно изогнув бровь.

— Ключ, молодой человек, я спешу! — Столин почти взвизгнул.

— Хм, — портье пожал плечами. — Вы же, хм — м… из триста шестнадцатого, верно?

Ключ у вас! Так и есть! Он подошел к столешнице, открыл тяжелый журнал и, поелозив грязным пальцем, остановился напротив номера 316.

— Вот! — Он торжествующе ткнул пальцем, — я же говорил! Ключ, разумеется, у вас! И еще, у вас автобус отправляется через полчаса, я бы на вашем месте поторопился. Он еще раз улыбнулся и попятился в сторону двери.

Столин онемел. «Бред! Бред! — кричал кто–то в его голове. — Потребуй выломать дверь! А впрочем, к черту дипломат, что там, в том дипломате, не стоит он того! Бежать, надо бежать!»

— Отдайте ключ! — заорал он истерично.

На улице раздался рев и лай.

Портье широко улыбнулся и развел руками.

— Зачем вам ключ, Владимир Ефимович? — пробулькал он. — Мы вас самого сейчас используем как дипломат! Делов на копейку!

Он вытянулся стрункой и завопил:

— Он здееееесь!

Столин повернулся было бежать, но запутался в ногах, споткнулся и вытянулся во весь рост, со всей силы приложившись подбородком и откусив себе кончик языка. Рот мгновенно заполнился горячей соленой кровью, он поперхнулся и взвыл от боли, уперся руками в пол, стараясь не потерять сознание, и попытался подняться. Но поскользнулся в какой–то липкой дряни, что обильно покрывала паркет, и снова упал, барахтаясь, как жук на булавке.

Дверь распахнулась, и в холл ворвались два огромных ротвейлера. Он рвался с цепи, намотанной на руку омерзительного Мити.

ОН?!

Лишь через мгновение мозг Владимира Ефимовича осознал то, что глаза увидели сразу. Ротвейлер чудовищных размеров, черный как смоль зверь, был один, однако о двух одинаково свирепых головах, растущих из груди. Головы клацали слюнявыми челюстями, вращали глазами и рвались, рвались в сторону Столина.

— Живым! — рявкнул портье, находясь на безопасном расстоянии от ротвейлера. — Хозяйка приказала брать живым!

Митя, взвыв от ярости, натянул цепь так, что омерзительная собака споткнулась и захрипела, выкатив глаза.

— Фу! — Митя еще раз дернул за поводок, и внезапно собака успокоилась, остановилась, тяжело дыша и роняя слюну.

— Сидеть!

Ротвейлер послушно сел.

Захлебываясь кровью, Столин пытался было отползти, но тело не слушалось его. Ему хотелось потерять сознание, раствориться в волнах спасительной темноты, однако ему было уготовано нечто иное.

— Ишь, штакетничек! — хихикнул портье. — Разлегся, мразь. Паркет изгадил! — он вышел из–за стойки и, приплясывая, направился к Столину, крепко ухватил его за ногу и с жуткой силой, выворачивая сустав, потащил по полу. Владимир Ефимович заскулил, цепляясь непослушными руками за паркет, но лишь сорвал себе ноготь с указательного пальца.

Новая вспышка боли несколько отрезвила его и, не сопротивляясь более, он позволил волочь себя, словно куль.

— Я бы его сожрал, — вожделенно проревел Митя издалека.

— Нельзя его жрать. Хозяйка не велела его жрать. Спрячь щупики, Митя, — фальцетом съязвил портье.

Митя судя по всему остался стоять в фойе. Портье же, без усилий, ничуть не запыхавшись, доволок Столина до двери, открыл ее и проворчал:

— Владимир Ефимович, милай. Дальше придется идти самому. Иначе не сдюжишь, боюсь… Протянул худую руку, будто клешнями, вцепился Столину в загривок и рывком поднял его на ноги.

— Давай, пшел!