- Значит, он думает, что убийца в замке живет?
- Кто знает, что он думает? Привидение - не живой человек.
- За что же его расстреляли?
Ян всерьез увлекся разговором с Марией, присел у кухонного стола, а та, довольная его неподдельным интересом, просто положила перед ним картошку и нож - мол, чисти! - и продолжала рассказывать:
- Пан Зигмунд считает, будто граф - самый большой враг людей, потому как безбожник, злодей, разрушитель спокойствия. Таких людей с этой, как её, леворюцией, много развелось. Они так себя называют: большаки. Чем больше людей изведут, тем лучше. Голодом народ морят, иноземцам все распродали, и хоть пан Зигмунд с немцами тоже знакомство водит, а недоволен, что большаки немцам земли за просто так отдали. Воевать не хотят. Боевого духа у них нет. Покойный граф вроде по русским частям ездил, уговаривал солдат не воевать. А ещё говорил, что всех богатых надо поубивать, а их добро отобрать и между всеми поделить.
- Так разве он сам не был богатым?
Кухарка от возмущения стукнула ножом по столу:
- Свое богатство-то они, видать, проели, вот на чужое и зарились. Только я тебе скажу, мне такого добра не надо, если из-за него кого-то жизни лишили! Когда сам это добро не наживал, кровью-потом не поливал, то и ценить да беречь не станешь. Все прахом пойдет! Как придет, так и уйдет!
- Все кликушествуешь, Мария, - вмешался в разговор подошедший Иван.
- Ой, напугал ты меня! - махнула на него рукой вздрогнувшая от неожиданности кухарка. - Как кот к мыши всегда подкрадываешься... Знаю, ты надо мной втихомолку насмехаешься, дурой считаешь, а я многое могла бы тебе порассказать!
- Свят-свят, Мария, когда это я насмехался?
- Ладно, я не сержусь, только учти: дура-то я дура, а знаю: ты не тот, за кого себя выдаешь.
- А кто я - рыцарь Ольгерд?
- Не смейся, я всю жизнь среди богатых живу, знаю, кто хозяин, а кто слуга.
- Интересно, кто все-таки я?
- Ты - хозяин, а слугой прикидываешься. Не знаю, какая тебе от этого корысть? Может, ты что худое хочешь пану Зигмунду сделать? Гляди у меня!
- Господь с тобой, Мария, мне жизнь дорога... А ты с кем-нибудь ещё своими соображениями делилась?
- Пан Зигмунд, думаю, сам заметил. Шутил: мол, наш камердинер не иначе в па... пу... не помню, в каком-то корпусе обучался. Посмотришь, как есть изволит, - ну, чистый граф!
- И давно он так шутил?
- В аккурат перед отъездом. Я, говорит, в Бонн заеду, уточнить кое-что требуется, а тогда уж... Что "тогда" - так и не сказал. Завтра обещался прибыть, все и узнаем.
- Узнаем... Ладно, Мария, забираю у тебя Яна.
- Так Юлия распорядилась...
- С Юлией я поговорю. Она же понимает, чтобы подготовиться как следует к приезду пана Зигмунда, мне помощник нужен.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ольга рассказывала Альке по памяти давно прочитанный рыцарский роман "Айвенго", а поскольку книг с похожими сюжетами она прочла не одну, то путалась в изложении событий, чего Алька, впрочем, не замечал. Он просто ничего не знал о рыцарях, в чем, по мнению Ольги, было серьезное упущение Василия Ильича. Ведь именно образы рыцарей должны были воспитывать в будущих мужчинах понятия чести, добра, справедливости.
- О чем вы рассказываете, Оленька, - рыцари без страха и упрека! передразнил её Аренский. - Вы лучше его насчет революции просветите; большевики, меньшевики, эсеры...
- Но я сама не знаю, чем они отличаются друг от друга, - растерялась Ольга. - Дядя Николя, например, считал, что это все временно, так, крестьянский бунт в масштабе страны. И что России обязательно нужен царь, как бы новомодно его ни называли.
- Не слушай его, Оля, - затеребил Алька. - Не хочу я про революцию; ты рассказывала про Робин Гуда.
- Вредны современным детям эти сказки, - не унимался Аренский. Наслушается и будет в каждом бандите с большой дороги рыцаря искать. Отнимем у богатых - отдадим бедным! Кухарка станет управлять государством! Интересно, кто будет на кухне в её отсутствие? Еще дедушка Крылов говорил: беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать - пирожник. Получается, сейчас твою судьбу сможет решать любой малограмотный матрос... Извини, Герасим, не хотел тебя обидеть!
- А ты меня и не обидел. Я, Василий, может, и не во всем с тобой согласен, но с некоторых пор тоже к революции отношение переменил. Вот, представь; живешь ты не очень хорошо. Может, и впроголодь. Может, одежонку даже не на что купить, а тут приходит к тебе незнакомец и приносит кошелек, полный денег. Мол, возьми, купи себе, что нужно, и горя не будешь знать. Ты спрашиваешь, откуда это? Он и объясняет: да вот сейчас в темноте человека подкараулил, зарезал, а его деньги взял, чтобы тебе облегчение сделать. Ты возьмешь?
- Я бы не взял, - сказал внимательно слушавший Алька.
Герасим потрепал его по голове.