Во дворе Катерины на крыльцо выскочила сама хозяйка, одетая и причесанная, с сияющими от счастья глазами и замахала руками на Аренского.
- Тихо, ради господа бога, вин ще спыть!
- Как это - спит? Он, заметьте себе, милая женщина, цирковой артист, ему работать пора.
- Не сплю я уже, Катюша, не сплю, - весело проговорил Герасим; он появился на крыльце, потянулся и зевнул.
- Ох, и распустил я вас! - притворно возмутился "директор труппы". Ольга вышла - тянется и зевает, Герасим - тянется и зевает... За красивые глазки вас тут кормить будут? Ближе к вечеру устроим селянам представление, а сейчас, господа артисты, репетиция!
- Як це так? - всполошилась Катерина. - Сниданок на столи вже охолонул.
- Хорошо, пусть быстро позавтракает и - одна нога здесь, другая - там. Рядом с домом Нечипоренко я присмотрел двор; в нем сейчас никто не живет. Двор большой. Соломой присыпем - Петро обещал подбросить - лучше места для арены и не придумаешь. Кстати, я договорился насчет покупки револьвера для Ольги. Системы "наган". С патронами, между прочим.
- Наган-то откуда?
- Ты у меня спрашиваешь? Село на перекрестке дорог, войска через него в ту и другую сторону проходят. Может, какой-нибудь бравый вояка сменял лишний на бутыль самогона.
- Насколько я знаю, денег у нас нет.
- Зато у нас есть отличная, почти новая шинель! - Он рассмеялся, вспоминая. - Тоже, кстати, выменяли. На кусок сала. Думал, на что она нам, да старушка уж больно просила: возьмите! А сколько всего бросили за ненадобностью, когда спешно уезжал цирк! Мы с Алькой не погнушались, кое-что подобрали. И посмотри-ка, в длинной дороге, который раз убеждаюсь, ничего лишнего не бывает.
- Известно, ты у нас старый мешочник: запас карман не тянет, передразнил его Герасим. - А другие - точно бурлаки, все твои запасы на себе таскают.
- Небось, не перетрудился? Да на тебе пахать и пахать можно... В общем, давай, матрос, поторапливайся, не размякни... на сытных харчах!
Как ни высок забор - артистам рассказали, что здесь прежде жила семья местного богача Вовка - ребятня Смоленки буквально облепила все щели, а которые постарше и половчее, залезли на самый верх.
Ольга, одетая в стилизованный гусарский костюм, демонстрировала Альке приемы фехтования.
Василий Ильич безуспешно пытался объяснить Герасиму, что тот не должен применять в показательной борьбе всю свою силу и непременно ломать кости напарнику; достаточно сделать выступление зрелищным. Хотя по лицу Герасима видел, что отсутствие возможности продемонстрировать свою силищу в полной мере его не вдохновляло.
- Зрители сразу поймут, что мы их дурачим! - убеждал он товарища.
- Во-первых, не дурачим, а показываем приемы французской борьбы, а во-вторых, артистизм выступающих в том и состоит, чтобы зритель не заметил, что это всего лишь игра!
Ольге с Алькой надоело фехтовать, тем более что Василий Ильич приказал им "маленько подождать", пока он позанимается с Герасимом. "Маленько" шло уже второй час и скорого конца не обещало.
Друзья-артисты от скуки залезли в дорожный мешок Аренского, где лежали цирковые костюмы, и нашли себе одежду по вкусу. Ольга, только что выглядевшая в гусарской форме худеньким стройным подростком, облачилась в китель неизвестно какой армии, на несколько размеров больше того, какой носила она. Китель оказался ниже колен, а руки её вообще утонули в рукавах. Брюки она подвязала у подмышек. Венчала наряд огромная фуражка другого цвета и принадлежности, постоянно сползающая на глаза.
Алька влез в полосатый борцовский костюм, который Ольга ремнями примотала к худенькому телу мальчишки. Голову ему украсили пышным рыжим париком.
В коробке с гримом они выбрали самые яркие краски и стали раскрашивать друг друга, точно индейцы перед решающей битвой.
Василий, изловчившись, собирался обманным приемом бросить Герасима через бедро, когда его внимание отвлекли две медленно приближающиеся фигуры. Он оглянулся, присмотрелся, толкнул в бок Герасима, и тут грохнул такой хохот, какого в Смоленке не слыхали с начала войны. Им вторила прильнувшая к забору ребятня и нерешительно посмеивались отвыкшие от смеха селяне.
- А ведь это находка! - решил Аренский, вдоволь насмеявшись.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Первым пропал кривой Стась. Вроде только что его все видели: он упорно рвался к пану Зигмунду сообщить нечто важное. Но пану было недосуг: они с Миклошем о чем-то совещались, призвали к себе ещё троих охранников, а когда, наконец, вспомнили про Стася, его уже нигде не смогли найти. Высказали предположение, что он вернулся к себе в сторожку, но пан Зигмунд внезапно так этим озаботился, что послал в лес верхового. Стася и там не оказалось.
- Ну-ка, приведи сюда моего камердинера, - коротко бросил он Миклошу.
Миклош отсутствовал довольно долго, и в течение всего этого времени ясновельможный метался по комнате, как тигр по клетке. Наконец он не выдержал, выскочил наружу и уже в коридоре столкнулся с Миклошем.
- Его тоже нигде не могут найти?!
- Так точно, ясный пан.
Зигмунд нахмурился.