Дар Изоры

Мы свернули за угол, на старинную купеческую улицу. Дома сидели в земле крепко, как подосиновики. Вообще-то у меня были дела, у Феликса, может быть, тоже — а ну их!

— Слишком давно не было войны. Мы уже второе поколение. А ведь так не бывает, история запрещает.

— Не запрещает, — сказал Феликс. Мы с год не виделись с ним. — В конце века не запрещает. В начале — да. В начале всегда войны.

— Точно? А тогда почему страх? Ночами. Зачитаешься, под утро как грянет какой-нибудь взрыв — ну, думаешь, вот оно!.. Все холодеет.

— Читал бы поменьше.

— И вот представишь, как рушится потолок и руины верхних этажей расплющивают твой череп. А хуже того — уцелеть и гибнуть медленно. И вот надо, чтоб был заготовлен такой флакон. Чтоб сразу.

— А у тебя есть что во флакон? — спросил Феликс осторожно.

— Так вот слушай. Когда я это понял, я так и подумал: а где взять то, что во флакон? И ловлю себя на таком убеждении: уж государство-то должно нас всех снабдить! Представляешь, какой паразитизм?

— Ну, вас-то государство приучило. У меня бы и мысли не возникло: «должно!..»

— Да брось, ты же знаешь, отец никогда этим ничем не пользуется.

— Тысячу раз в день пользуется и уже не замечает. Думает, это для всех так же, как для него. И ты пользуешься тысячу раз в день... — Но Феликс, впрочем, не хотел трогать эту тему. — Да бог с ним. Я про войну. Война могла быть лет пять назад, сейчас не будет. А тогда я каждое утро: проснусь и прислушиваюсь: уже или еще пока нет? У них же не было другого выхода, кроме войны!

— У кого «у них»? — Я давно не виделся с Феликсом, и приходилось связывать некоторые обрывы.

— Ну, у наших. Точнее, у ваших, у власти. На словах одно, на деле другое, и разрыв уже такой, что концы в воду можно спрятать только войной. Мол, чуть-чуть было не, да война помешала, вероломный враг под покровом ночи.

— Ты мне этого не говорил тогда.

— Говорил, ты не заметил. Я говорил тебе, что Афганистан для того и держат. Чтоб в любой момент был под рукой принц Фердинанд. Но сейчас войны не будет, можешь не бояться.

Ну вот, мне целый год словом не с кем было перекинуться. Правда, я думал, мне и не надо. Но вот он, Феликс, и как хорошо!

— А я живу с таким чувством, что смерти нет. Это генетическое, — сказал Феликс.

— Так вот, я уже нашел, что «во флакон».

— Мне не понадобится, — уверенно заявил. — Тебе — да.

Я поглядел на Феликса — и да: смерти нет. Он никогда не умрет.

И он на меня поглядел, и стало ему меня жалко.

— Дерево, — он остановился, погладил ладонью ствол. А я не могу на улице дотрагиваться ни до чего, мне все кажется пыльным. — Оно подрастает, цветет, плодоносит, стареет — несколько этапов. И родовое дерево так же: каждое поколение — новый этап. Твой отец — созревший плод вашего рода. А ты — уже его затухание. У тебя и мысли о смерти. А мой род моложе, мы еще растем. Мой отец — вообще целлюлоза. Плодом стану я. А мои потомки уже начнут чахнуть и бояться смерти.

— Я что, чахлый? — Я удивился.

— На вид нет, — успокоил Феликс. — Но тебя выдают мысли. Ты уже червив, хотя еще не съеден. Сознайся-ка, ведь у тебя нет желаний?

— Еще как есть! Чтобы меня оставили в покое.

— Вот видишь. — Феликс победно развернул плечи: — А твои дети будут вообще вырожденцами.

— Если будут, — я легко сдавался. Особенно Феликсу. Ведь он не враг.

Он усмехнулся:

— Кстати, о детях: как там Олеся?

Я вздохнул почти виновато:

— Представь себе, Олеся все еще есть. Я ее экономлю. Я ее не тороплюсь тратить, чтоб надольше хватило.

— Вот видишь! А во мне столько жизни, я как ползучий пырей все вокруг готов губить, лишь бы распространиться. И уж Олесю бы я подверг своей жизни, уж подверг бы! — Он кровожадно и радостно засмеялся от избытка силы.

— Молодец! Так и ведут себя растения на моем огороде.

— Ты все еще возишься с огородом?

— Я вырастил яд.

Это у меня прорвалось. Не выдержало напора.

— Хочешь на спор: я выпью твой яд, и он не повредит мне. Проверим?

— Дурень, это цикута.

— Да хоть кураре. Я — выживу. Слушай, кстати, — вспомнил он. — А добудь мне Ницше? Кое-что я уже прочитал, но мало.

Нет, так хорошо мне было только с Феликсом. Всегда что-нибудь происходило, и на большой скорости. Не задерживаясь на мелочах.

— «Волю к власти»... — проговорил Феликс и сомкнулся, как раковина. С испугом, что выдал заветное. Ну что ж, квиты, ведь я ему тоже выдал про яд.

— Я понял...

Почему мы разошлись? Я стал припоминать и не припомнил. Мы не уследили, почему. Нас развело, и мы не воспротивились. Значит, причина была. Но я не знаю ее.

— И еще бы хорошо — поговорить с твоим отцом. — Он поглядел вопросительно. — Не поможет он мне? (Может быть, причиной была мучительная для Феликса, да и для меня тоже, разница в положении наших родителей?) У меня идея: телемост с Калифорнией, молодежный.

На «Калифорнии» и на «молодежном» голос его смазался, он в чем-то не был уверен и ждал моих вопросов: чтобы поискать в них свои ответы.

А я между тем думал: что мне разница в положении наших родителей? И не мог ответить: она мне ничто. Иначе разве бы я дал заглохнуть нашей дружбе?