— Так ведь господин Вайер забрал ребенка и ушел, да, ушел, что ж мне было за ним бежать, я не могла бежать. Вот и решила придержать ребеночка у себя, пока господин Вайер снова не зайдет, и я бы его спросила, не нужен ли второй…
— Так чего ж не спросила, крыса ничтожная? Спрятать от нас захотела, тварь?
— Да как же можно, никак нельзя, не хотела я, не прятала…
— Так почему не отдала, когда Вайер к тебе следующий раз зашел?
— Так ведь уже не было ребеночка у меня, не было. Зашел такой же вот в сером плаще, и забрал.
— Никто от нас его не забирал, не лги.
— Так я ж не знала, что он не от вас. Пришел, потребовал ребенка, и забрал. Это уж под конец он назвался, тогда я поняла, что он не от вас, да чего ж я сделать-то могла? Уже ничего. Он развернулся и ушел.
— Говоришь назвал себя? И как же он назвался?
— Дак, разве ж упомнишь. Только он из этих оказался, из Белых гор. Я уж и не видела его с тех пор.
Разговор становился интереснее и интереснее. Уже двое детей, и оба явно не были Дастином. У всех троих уже практически не было сомнений, кто были эти первые двое. А гном продолжал:
— Илинитам! Старая дрянь, да как ты посмела! Ладно, этим потом займемся. Но ты еще не все сказала!
— Да что же еще сказать-то? Что я могу сказать?
— Ну! — Зло рявкнул гном тоном опытного квартального полицейского.
— Ах, так вы об этом… Об… ну, словом, о том, что еще один у самой этой потаскухи остался… Да на что он вам сдался-то? У него и ножка при родах попорчена была. Калека, одно слово. Он бы вам и задаром не нужен был…
— Ты мне голову не морочь. Куда третьего девала, карга?
— Да никуда я его не девала, он у этой остался, у матери своей. Она потом, как мор пошел, с ним и сбежала.
Тут неожиданно вмешался Корджер:
— Так ты говоришь, господин Вайер забрал первого?
— Господин Вайер, он самый. Он мне обещал, что все в порядке будет, что никто меня за это не осудит.
— Напомни-ка мне, женщина, где он сейчас живет, нам надо ему еще пару вопросов задать, а с тех пор он небось переехал куда-нибудь?
— Да, нет, господа хорошие, — запричитала старуха, явно радуясь, что незванные гости скоро уйдут к «господину Вайеру» и может быть не тронут ее саму, — нет, никуда он не переезжал, так и живет на той же улице Отсеченных Голов, что невдалеке от городской ратуши. Совсем невдалеке, от ратуши прямо, прямо и направо, там и дом его.
— Улица Отсеченных Голов, говоришь, — усмехнулся гном, — ну смотри, старая, если опять чего скрыла, в следующий раз мы с этой улицы за твоей головой явимся. А пока радуйся, что она нам и задаром не нужна!
Не став больше расспрашивать старуху, они вышли из дома и зашагали прочь. Корджер не скрывал своего бешенства:
— Старая дрянь! Когда мы разберемся с этим делом, я, пожалуй, навещу этот дом еще раз.
— Может власти за нее возьмутся. Как-никак преступление серьезное — раздать детей ничего не подозревающей женщины в чужие руки… Тут за такое если не на плаху, то на каторгу точно проще простого загреметь.
Аргвинар лишь покачал головой:
— Не думаю, сам посмотри какие тут в городе порядки, если можно спокойно в дом ворваться, учинить допрос, чуть не пришибить старуху, и никто даже не почешется, поскольку на тебе эта серая рухлядь!.. Плевали власти на это…
— Ничего, — ответил Корджер, — Зато мне не наплевать! А теперь поговорим с господином Вайером. Этот, похоже, должен тоже немало знать. А илиниты-то хороши! Знали ведь все и не сказали! Послали двух сыновей за третьим, а меня даже предупредить не соизволили!
— А ты уверен, что не предупредили? На них не похоже, — с сомнением спросил Аргвинар.
— Уверен, — рявкнул не хуже гнома Корджер, и тут же встал как вкопанный. «Три раза вы роняли семя и три раза оно дало всходы…» — вспомнил он слова тетрарха. Корджер выругался, медленно пошел дальше и пробурчал:
— А может и предупреждали…
Черные глубокие тени скрыли троих в неброских серых плащах, шагавших по направлению к ценральной площади города…
Онтеро, выскочивший в окно хижины, пнул изо всех сил серого сторожившего дверь и, воспользовавшись его мгновенным замешательством, скрылся в кустах. Пробежав немного, петляя между деревьями уворачиваясь от веток, он в конец запыхался и шлепнулся на минуту на землю. Холодная земля напомнила ему о причинах бегства, и он тут же вскочил, пытаясь сориентироваться в темноте. Сначала это было непросто, но старый трюк, выученный давным давно, когда его никто еще и не думал считать колдуном, помог, и он почувствовал направление, в котором горели костры. А костры могли означать только одно — лагерь серых. Путь назад не занял много времени и он уже обычным зрением увидел свет костров, преграждавших его путь к палатке.