Дар скального тролля

Пламялис поднял свой скейтборд, и на его лице появилась легкомысленная улыбка.

Я кивнул и улыбнулся, отбросив в сторону мрачные мысли.

Несмотря на все эти встречи с новыми эльфами, с некоторыми из которых мне удалось подружиться, я ни на минуту не забывал о своих друзьях-гномах. Я проводил бессонные ночи, задаваясь вопросом, всё ли с ними в порядке. В конце концов, это я привёл их в Новый Орлеан, из-за меня они ввязались в такую опасную миссию. Если они действительно ранены или того хуже, то, несомненно, ответственность за это целиком и полностью ляжет на мои плечи. Но в те мгновения, когда мне удавалось убедить себя, что они всё ещё живы, я часто размышлял о том, какое потрясение испытали бы мои друзья и другие гномы, поживи они здесь некоторое время. Они воочию убедились бы, что большинство эльфов вовсе не так уж плохи. На самом деле они во многом были похожи на нас. Например, и это самое важное, эльфы тоже заботились о своих друзьях и семьях и с готовностью помогали друг другу в беде.

Но я знал, что подобное невозможно. Можно попытаться изменить мнение гнома или эльфа по одному за раз. Может, что и выйдет, но далеко не сразу. Это займёт слишком много времени, и даже тогда останутся некоторые эльфы (такие как Локьен Алдарон или доктор Ельварин) и гномы (вроде Ооджа Лепрекона), которые никогда полностью не изменятся. И никогда не позволят себе увидеть истину.

Это разбивало мне сердце. Я понимал, что при любом раскладе война неизбежна, хочу я того или нет. Изменился я или нет.

И что мои новые друзья-эльфы однажды снова (вероятно, раньше, чем мы все ожидаем) станут моими врагами.

Глава 34

В которой утопичный мир моего отца открывается с новой стороны

Наконец меня навестил Эдвин.

По-моему, с нашей первой шахматной партии прошло примерно одиннадцать или двенадцать дней. Но, как я уже говорил, следить за временем, сидя в старой бетонной камере, было довольно трудно. Вскоре все дни слились воедино, особенно когда я начал наслаждаться обществом Ликси, Пламялиса и других эльфов.

Но в тот момент, когда он снова появился в моей камере, определённо было утро. Я понял это, потому что он разбудил меня одним из наших любимых плохих каламбуров (который был настолько ужасным и бессмысленным, что мы не могли удержаться от смеха каждый раз, когда слышали его), придуманных нами в те старые добрые дни, когда наша дружба была простой (и, как мы думали, крепкой).

– Я пришёл к тебе с беконом, – услышал я его своеобразное приветствие. – Рассказать, что солнце встало, что оно горячим тостом по листам затрепетало.

Глаза Эдвина светились весельем. И на мгновение я почти поверил, что мы вернулись в те чудесные времена, когда я оставался у него с ночёвкой, а все эти четыре месяца были лишь плохим сном. Но, конечно, это было не так. И тюремная решётка, отделявшая его ухмыляющееся лицо, сразу же напомнила мне об этом.

– Даже жалкого смешка не будет? – спросил он.

Я выдавил из себя улыбку.

– Ну ладно, попытка засчитана, – сказал Эдвин. – Пойдём позавтракаем вместе.

Я последовал за ним в тюремную столовую, которая была пуста, то ли потому, что было слишком рано для завтрака, то ли потому, что так распорядился Эдвин. На двух тарелках уже был разложен стандартный американский завтрак из бекона, яиц, тостов и картофельных оладий.

Он не казался особо дружелюбным, но определённо обращался со мной иначе, чем во время нашей последней встречи. Я задался вопросом, надеялся ли он, что моё пребывание здесь, с эльфами, откроет мне глаза на то, что по своей природе они вовсе не были злыми, о чём он твердил мне с того момента, как я узнал, что являюсь гномом. И теперь, когда мой разум прояснился, может быть, он надеялся, что мы сможем начать восстанавливать те отношения, что у нас когда-то были?

Пока мы ели, я заметил, что Эдвин изменился. Под его дружелюбием, казалось, скрывалось беспокойство. Напряжённость. Возможно, он даже боялся, но я понятия не имел, чего именно. Я всё ещё не знал, где он был и что делал в течение почти двух недель своего отсутствия, но он выглядел менее уверенным, чем в тот момент, когда впервые сказал мне, что спасёт мир.

Я понял это, наблюдая за суетливыми движениями его рук, пока он расправлялся с яичницей. И каждый раз, когда Эдвин не смотрел на меня, его лицо становилось хмурым. И больше всего его выдало то, что он сказал мне, молча отправив в рот несколько кусочков:

– Мне кажется, кто-то пытается нанести мне удар в спину, – сказал Эдвин. Затем он быстро улыбнулся и покачал головой: – Нет, речь не о тебе. Какой бы ущерб ты ни причинил, я знаю, что ты этого не хотел. Это не значит, что я обо всём забыл, но я знаю, что ты не собирался причинять вред мне или моей семье намеренно.

– О… – пробормотал я, совершенно не зная, что ответить.