В чужих словах скрывается пространство:Чужих грехов и подвигов чреда,Измены и глухое постоянствоУпрямых предков, нами никогдаНевиданное. Маятник столетийКак сердце бьется в сердце у меня.Чужие жизни и чужие смертиЖивут в чужих словах чужого дня.Они живут, не возвратясь обратноТуда, где смерть нашла их и взяла,Хоть в книгах полустерты и невнятныИх гневные, их страшные дела.Они живут, туманя древней кровью,Пролитой и истлевшею давноДоверчивых потомков изголовья.Но всех прядет судьбы веретеноВ один узор; и разговор столетийЗвучит как сердце, в сердце у меня.Так я двусердый, я не встречу смерти,Живя в чужих словах, чужого дня.
Мглистый свет очей во мгле не тонет.Я смотрю в нее, и ясно мне:Видно там, как в пене бьются кони,И Москва в трезвоне и огне.Да, настало время быть пожарамИ набату, как случалось встарь,Ибо вере и законам старымНаступил на горло буйный царь.Но Москва бессильней крымских пленницНа коленях плачет пред царем.И стоит гигант-преображенецНад толпой с кровавым топором.Мне от дыбы страшно ломит спину,Колет слух несносный скрип подвод,Ибо весь я страшно отодвинутВ сей суровый и мятежный год.Православный люд в тоске и страхеСмотрит на кровавую струю,И боярин на высокой плахеОтрубает голову мою.Панихида, и в лампадном чадеЧерные закрытые гроба.То, что я увидел в мглистом взгляде,То моя минувшая судьба.
Боги, азартно играя костями,Сели за каменный стол.Было им скатертью бранное знамя,Свечками — зарева сел.Боги построили пир знаменитый —Яства и вина рекой,Женской тоской они сделались сыты,Пьяные кровью мужской.Боги — вы сыты, вам весело, что жеСбились испуганно в круг?Что ж не ведете на брачные ложаВаших прекрасных подруг?Иль покрывала мешают веселью,Негде склонить головы?Доблесть погибших вам служит постелью,Ныне бессмертных, как вы.Скучно и скудно в нагорной твердыне,Холоден светлый чертог.Бывший убийца и мученик нынеСпросит: «Где чаша мне, Бог?»Кладбища пусты, и полнятся залыТеми, кто умер в бою:Мертвые входят под своды ВалгалыТребовать долю свою.