Читаем Дар слов мне был обещан от природы полностью

Расцветают нежно розы в дни последние весны.Я сижу один на камне у заброшенной стены,Склоны ближнего ущелья мглой уже затемнены,А вершины ярким светом все еще озарены.     Гор вершины над Шамраном светом дня озарены.Солнце катится к закату, раскаляясь все сильней,Вдалеке за синей дымкой различим великий Рей.Половина небосвода стяга алого красней.Золотая дымка света — словно занавес над ней,     Золотая дымка света — светлый занавес над ней.Солнце скрылось за горами, воцарилась тишина.Вот из-за чинар высоких поднимается луна.Ночь еще не наступила, а вселенная ясна,Как невеста молодая празднично набелена.     Вся земля при лунном свете празднично набелена.Хоть у нас обычно ночью наступает темнота,Но сегодня все иное — мир не тот, и ночь не та.Все красивое с луною сравниваем неспроста,В эту ночь земля надеждой, как цветами, увита.     Серебристою одеждой — лунным светом — повита.Подо мною склон зеленый, даль открыта предо мной,Но куда я взор не кину, грусть ползет ко мне змеей:Я хочу взлететь на небо, взрезав воздух голубой,Но не сокол я, и в крыльях мне отказано судьбой.     Я взлететь хочу, но в крыльях мне отказано судьбой.Сквозь густую сетку веток тихо каплет лунный свет.На лугу средь бледных бликов, дуба темный силуэт.Эти блики в сердце скорбном — словно сна былого след.К двадцати бы мне вернуться, сбросив десять трудных лет.     Я хочу вернуться в юность после стольких трудных лет.В купах ив густеет сумрак, на лужайках гаснет день,И по улицам Таджришпа вечер разливает лень.Вспоминаю я устало прошлой жизни свет и тень,Горе, счастье, боль и радость под одну укрылись сень,     Все, что было и исчезло, под одну укрылось сень.Озарив на миг единый облаков хлопковый пух,Диск луны на небосклоне вспыхнул и опять потух.Покорен я дивной ночью — нем язык и замер дух.Кто, как я, поймет природу — тот не слеп и тот не глух.     Кто, как я, душою чуток — тот не слеп и тот не глух.Абажур настольной лампы зеленеет, словно луг.Свет струит она такой же, как луна в садах вокруг.Опечаленное сердце ждет исхода вечных мук.Кто подарит утешенье, где он, где он, милый друг?     Где венец моих желаний, где мой дальний верный друг?..* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука