Дар слов мне был обещан от природы

Матушка ты моя родненькая,
В годину злую, в недобрый час
Ты родила меня на свет.

Иль в тяжком грехе зачала ты меня,
Иль был кем-то я проклят в утробе твоей.
Иль просто смеется судьба надо мной.

Не дала красоты, чтоб людей чаровать,
Не дала ты мне сил, чтобы стены валить,
Не дала мне и знатного рода.

В этот мир ты пустила меня сиротой
И дала три тяжелых несчастья в надел,
И все три неизменно со мною.

Первое несчастье — это сердце доброе,
Это сердце нежное, чуткое, певучее,
Что с рожденья тянется к красоте и благости.

А второе несчастье — мужицкий мой род,
То униженный род, что в потемках бредет,
То отравленный хлеб, обесславленный гроб.

Гордость духа — несчастье третье мое,
Что не хочет к себе допустить никого,
Как огонь взаперти, иссушая его.

Матушка ты моя родненькая!
Не плачь одиноко и зря не тужи.
Узнав, что свершил я, меня не кляни.

Не грусти, что придется одной доживать,
Не тоскуй, что придется одной умирать,
Что не сын похоронит скорбящую мать.

О бессильном дитяти своем не грусти,
Тачку жизни я вез, сколь был в силах везти,
А теперь я сломался и сбился с пути.

Я не в силах, не в силах того удержать,
Что, как черная туча, идет на меня,
Что бушует, как буря, гудя и стеня.

Не хочу никому я помехою быть,
Не хочу озвереть, обезуметь; о нет!
Вечный мрак мне желанней, чем утренний свет.

XIV

Песня, подбитая милая пташка,
Смолкнуть приходит пора.
Полно рыдать нам и горько и тяжко,
Кончилась эта игра.

Полно тревожить нам рану открытую,
Полно вопить про любовь,
С каждой строфою и с каждою нотою
Каплет горячая кровь.

С каждой терциною, с каждой октавою
Ритм ослабляется твой;
Песня напитана горем-отравою,
Время идти на покой.

XV

И ты прощай! Теперь тебя
Не назову вовеки я,
В лицо твое не гляну!
Чтоб ты не знала никогда,
Ушел я от тебя куда
И чем лечу я рану
Ты позабудь меня скорей,
Люби, воспитывай детей,
Будь верною женою!
И не читай стихов моих,
И не веди бесед ночных,
Как с призраком, — со мною.

А вспомнят люди обо мне,
Будь безразлична ты вполне,
О роза, что увяла!
И не бледней, и не дрожи,
А собеседнику скажи:
«Нет, я его не знала!»

XVI

Что песнь! Утратила она
Дар — сердце утешать.
Глянь — туча налегла, черна.
Прошла весна! Прошла весна!
И в тлении душа.

Напрасно, песня! Тихой будь,
     Не умножай мне мук!
И так тоска сжимает грудь, —
А ты в тот путь, ты в тот же путь
     Несешь свой скорбный звук.

Ведь в том, что я пою и пел,
     Не выпить боли мне.
Как молча муки я терпел,
Так молча им нашел предел
     В нирваны глубине.

XVII