Дар смерти

Я оглядываюсь, но поздно, необратимо поздно. Кто бы ни был за моей спиной, он ушел, и вместе с ним исчезло ощущение враждебности.

Женщина глухо стонет под моими руками, и я переключаюсь на пострадавшую.

— Как вы?

Бессмысленный взгляд становится мне ответом. Я вздыхаю…

Да, где-нибудь бы ее положить на часок, чтобы полежала. И родным дать знать. Но…

— Скажите, где бы ей полежать часок?

Ненавижу повышать голос, он у меня становится на редкость мерзким и пронзительным, но по-другому мне толпу не перекричать. Люди отвлекаются от Очень Важных Обсуждений и смотрят на меня. Мол, что надо еще этой лекарке?

Пусть занимается своим делом! Лечит! А мы заняты, мы сплетничаем!

— Кто может приютить на пару часов эту женщину!? Ее нельзя далеко нести!

Я бы распорядилась нести ее ко мне домой, но — не стоит. Далеко, неудобно… больше вреда будет, чем пользы.

На мое плечо опускается теплая ладонь. Я поднимаю голову, и сталкиваюсь взглядом с пожилым мужчиной. Полноватый, в простой темной одежде, но ткань! Крой!

Нет, это не слуга. Скорее, купец.

— У меня тут лавка рядом. И мальчишку пошлем к ее родным.

Я киваю, не поднимаясь с булыжников. А как тут поднимешься?

Мои пальцы по-прежнему массируют шею несчастной, разминая сведенные судорогой мышцы, заодно и силы добавляют.

— Нам бы носилки, или…

— Сейчас решим!

Мужчина кивает кому-то в толпе, бросает пару слов, и я могу им только восхищаться. Двое мужчин снимают дверь с ближайшей лавки, не обращая внимания на верещание торговца, и даже успевают увещевать его. В одном из мужчин я узнаю Лорта, слугу маркиза.

С утра?

На рынке?

Пришел тоже свежей рыбки купить?

Конечно, все возможно, да верится с трудом.

— Да потерпи ты! Не сопрем же! Что ж, девчонке на камнях лежать?

Я приглядываю за тем, как девушку — совсем молодую, лет пятнадцати, кладут на носилки, оона уже приходит в себя, взгляд голубых глаз становится более осмысленным, зрачки расширяются от ужаса — я сжимаю ее запястье.

— Все в порядке. Лежи, расслабься, сейчас все будет хорошо.

Лавка, в которую мы заносим девушку, торгует тканями. Мужчины аккуратно перекладывают пострадавшую на лавку, и удаляются. Лорт, поймав мой взгляд, картинно вздыхает.

— Госпожа Ветана, я вас подожду за дверью?

— Пожалуйста, — машинально соглашаюсь я.

Сейчас меня все больше занимает девчонка, которая на глазах бледнеет. Э, нет. Так и до повторного припадка недалеко. Не надо!

Я кладу ей руку на лоб.

— Тебя как зовут, девочка?

— Мила…

— А живешь где? Родных позвать бы?

— У папы лавка… он пекарь…

С третьего раза Миле удается объяснить, куда послать гонца. Мальчишка, который трется при купеческой лавке, срывается с места так, словно ему в штаны краба кинули. Я глажу девушку по волосам.

— Успокаивайся. Ничего страшного не произошло.

Не верит. По глазам вижу.

— Я лекарка. И знаю, что с тобой было. Успокойся. Ты это перерастешь.

Дар умнее меня, и я сейчас понимаю, что произошло с девочкой. Так бывает иногда. Если сначала развитие задерживалось, а потом слишком быстрый рост, да еще крови пошли неожиданно, и дома сложности…

Все реагируют по-разному. Кто-то и во сне ходить начинает, кто-то на улицу от болей выйти не может, кого-то рвет по-черному, а эту вот — так скрутило[14].

— Послушай меня внимательно, Мила. То, что с тобой сейчас произошло — не приговор. Не надо ходить по лекарям, знахаркам, не надо глотать настои и читать заговоры. У тебя это первый раз?

— Т-третий…

— Это может повторяться еще пару-тройку раз. Потом ты вырастешь, и все прекратится. Обещаю.

— А…

Я глажу девочку по волосам, объясняя, что так бывает. Просто тело растет, а разум не справляется с нагрузкой. И сбрасывает ее вот так.

Постепенно она затихает. А потом в лавку врываются двое…

Родители. Это точно.

— Мила!!!

Мать взревывает так, что тоненько звенит стекло в окнах. Отец не лучше. Вместо того, чтобы оттащить свою вторую половинку, и успокоить, он становится в дверях, и смотрит на девчушку так, словно она лично виновата в своем припадке.

— Опять? Эххх… и кто тебя замуж возьмет, такую-то!

Мила съеживается на лавке. А я чувствую, как внутри меня волной поднимается ярость. Картина становится четкой и простой.

Типичная мать-наседка, требовательный отец, у которого нелады с женой, резко повзрослевшая дочь, которая живет в постоянном напряжении…

Встаю и сильно встряхиваю мать Милы за плечи. От неожиданности та даже не сопротивляется.

— Молчать! Будете пугать дочь — все заново начнется! Тихо садитесь рядом с ней и не причитаете. Ясно?

На меня смотрят два круглых глаза.

— Госпожа…

— Молчать! — С каждым разом низкий уверенный рык получается все лучше. — Исполнять!

Кровь аристократов не дремлет. Женщина как-то сникает, и молча присаживается на мое место рядом с дочерью. Берет ее за руку, гладит по волосам.

Что приятно — молча.

Я «доброжелательно» гляжу на пекаря. Пахнет от него вкусно, что ж, сейчас на зуб тоже попробуем.

— Господин…?

— Керот.

— Отлично, господин Керот. Пойдемте, поговорим.