История дает нам подобные примеры. Мы знаем, что величайший безмолвник и краса древнего египетского монашества, сокровище дарований Святого Духа, Арсений Великий,
был в миру воспитателем царевичей Аркадия и Гонория, сыновей императора Феодосия Великого, был знаком в совершенстве со всей древней философией и греко-римской классической литературой. Ныне же, изучая дошедшие до нас лишь отдельные ее отрывки, иные мнят себя уже учеными. (Можно и еще указать несколько примеров, когда люди, которым нынешние профессора университетов по классической филологии и философии с трудом могут быть допущены в ученики, бросали все свое знание к ногам Христа и уходили — не по фанатизму или психопатизму, а по зову Самого Бога [ 74 ] — в пустыню.) Как сейчас видим, некоторые из них свои светские познания сумели после и в пустынях приложить на пользу Церкви.Святый отец, к которому Промыслом Божиим попал Григорий, был глубоким и тонким философом, изящным и красноречивым оратором и знатоком Священного Писания. Он научил юношу всем светским и духовным наукам, какие сам знал, образовал его ум и украсил добродетелями душу. Наконец, видя, что воспитание юноши совершенно и законченно, что блестящие дарования его развернулись и оформились в цельное безупречное мировоззрение и могут с успехом быть применены на служение воинствующей Церкви, еще же и провидя прозорливым духом, что Григорий в будущем имеет быть великим светилом миру, старец не захотел его более удерживать в пустыне, но повелел идти в мир на помощь погибающим братьям. Вместе с этим пророчествовал Григорию, что на него придет некогда великая напасть со стороны завистливых людей, и потому, поучал старец, он должен быть терпеливым и незлобливым. Потом, сотворив о нем молитву и преподав последнее напутственное благословение, отпустил его.
Так Григорий, выйдя из мира простецом, полуневежественным в мирском смысле человеком, возвратился в мир совершенно новым, перерожденным, образованным мужем, искусным диалектиком, постигшим все тонкости философии, истории и изящной литературы и тайны всякого богословия и Писания [ 75 ].
Вместе с тем и духовный талант “во сто трудов уплодоносил” [ 76 ] в пустыне Григорий.
VI.
ПЯТЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР.Палестина в то время, на которое падает наш рассказ, переживала тревожное состояние. Начиная с 520 года, мир иноческих обителей был нарушен. Внутренний сердечный мир Христов (Фил. 4, 7) нужно было выковывать среди страшных еретических бурь и жестоких гонений. Появились невежественные монахи, которые стали учить о предсуществовании душ, о восстановлении (α̉ποχατάστασις) βсей твари, о конце мучений (в аду) демонов и грешников и прочее. Заблуждения эти, как видно, через Оригена уходят своими корнями даже в чистое язычество Пифагора и Платона, как наше имябожничество.
За нечестивыми словами, как нитка за иголкой, появились подобные же дела. Еретики монахи выгоняли своих противников, православных, из родных монастырей, производили величайшие смуты среди слабых духом и простых умом и сердцем, действовали всеми средствами, хитростию, лестью, насилиями, против более твердых старались повлиять посредством происков при дворе и чрез единомысленных архиереев — на самого императора. Патриаршие престолы переходили из рук в руки: то православные владели ими, то ставленники оригенистов. Патриарх Макарий, упоминаемый выше, два раза был на патриаршей кафедре. Даже поместный Собор Константинопольский (543 г.), осудивший строго в 15 анафематизмах еретические измышления прельщенных монахов, не произвел на них никакого впечатления. Тщетно Иерусалимский патриарх в течение 8 месяцев уговаривал оригенистов оставить свои заблуждения, и только уже карательный отряд войска, посланный в Новую Лавру, где они засели, после взятия ее приступом, очистил святое место от духовной заразы. Еретики были изгнаны, и православные возвратились наконец на свои места. Но это бедствие от оригенистов было только частью тех бедствий, которые обрушились в это время на Церковь. Снова поднялись несторианские и евтихианские движения, замолкшие, было, после Халкидонского Собора, и снова потрясли православных великие скорби. Для краткости можно упомянуть только о тех из них, которые происходили в местах, связанных с нашим рассказом.