Дар жизни

Угрю было гораздо лучше. Сидеть я пока не разрешала, но лежать, опираясь на подушки, и даже самостоятельно кушать протертый жидкий супчик – вполне. Чем больной и занимался в ожидании лекаря. Я привычно присела рядом, отставила в сторону поднос, пощупала пульс и принялась снимать повязку.

Контрабандисты ждали моего вердикта с трепетом.

Наконец я кивнула.

– Да. Заживает на редкость быстро, теперь я вам так часто не понадоблюсь. Будете меня раз в два дня приглашать, этого хватит. Если что случится – зовите, сразу прибегу. Это если боли будут или спазмы. Но вроде как не должно.

Мужчины переглянулись. Я чуть напряглась. Думать – одно, а вот что у них в головах? Может, все-таки решат вырастить поколение крабов-лекарей? Откормленных моим мясом? Нет, не решили.

– Госпожа Ветана, сколько мы должны за лечение?

Я незаметно перевела дух. Кажется, пронесло?

– Ваш сын уже уплатил, – отмахнулась я.

– Я свою жизнь дороже ценю.

– Поверьте, он заплатил более чем достаточно.

– И все же я просил бы вас принять еще небольшую плату – и продолжать приходить к нам в гости до моего полного выздоровления.

– Тогда и плату стоит отложить до того же времени. Раньше нельзя, примета плохая, – отмахнулась я.

– Госпожа Ветана, вы ведь из благородных?

На этот вопрос ответ был заготовлен заранее.

– Внебрачная дочь. Пока отец был жив – помогал, а потом… Не важно.

– Понятно. Госпожа Ветана, случись что – мы можем к вам обратиться и рассчитывать на сохранение тайны?

Я на пару минут задумалась.

Контрабандисты – это опасно. Очень опасно. С другой стороны, коготок уже увяз. И вряд ли, отказавшись, я выйду отсюда целой и невредимой. В лучшем случае – утратившей дар.

Да, ходило и такое поверье.

Маг жизни может не только исцелять своим даром, но и убивать, это ведь две стороны одной монеты. Только исцелять он может всю жизнь, а убить лишь раз, потом дар его покинет. Навсегда. Сколько в этом правды я, по понятным причинам, не проверяла.

Контрабандисты ждали моего ответа молча. Я глубоко вздохнула.

– Поймите меня правильно, господин. А могу ли я рассчитывать на сохранение тайны? Связавшись с вами, я рискую не меньше, даже больше, чем вы.

Мужчины довольно переглянулись, и слово взял старший угренок:

– Обещаем, госпожа Ветана. Никто, кроме нас троих, о вас не узнает.

– Четверых.

– Лита тоже будет молчать, это в ее интересах.

Я пожала плечами.

– Если вы обеспечите сохранение тайны – я готова помогать людям.

Кажется, им тоже не хотелось меня убивать. Со мной распрощались со всей возможной сердечностью и проводили до дома.

Веселье началось утром.

* * *

– А-А-А-А-И-И-И! – мелодично выводил чей-то звонкий голос.

Да так душевно выводил, что меня снесло с кровати как ураганом. Я подхватила сумку и – как была в ночной рубашке – помчалась на крик. Единственное, что сообразила – накинуть по дороге халат. Голос привел меня к симпатичному домику через два от моего. И доносился вопль праведный из хлева.

– Пропустите, я лекарь!!!

Соседи, собравшиеся на крик, расступились без слов. Каждый хоть раз, да побывал у меня в гостях. А в хлеву…

Вопила Талара – симпатичная толстушка лет пятидесяти, жуткая болтунья и сплетница, обладающая незаурядным талантом слышать вовсе не то, что ей сказано. Так я, неосторожно сказав, что являюсь внебрачной дочерью благородного человека, вскоре услышала, что у меня трое внебрачных детей от знатного графа.

Где дети? Так с графом остались.

Зачем? Ясное дело, титул наследовать будут. Своих-то у графа нету!

Почему нет? Так ему уже за девяносто. Были дети – да погибли, лекарка их спасти пыталась, не получилось, и поставил ей граф условие: пока новых не родит, он ее и не выпустит! Причем врала она так вдохновенно, что ей верили! Знали, что врет, но верили. Такой вот талант!

Талара смотрела куда-то в хлев и вопила на одной ноте, пока я сильно не тряхнула ее за плечи.

– А ну замолчи! Что случилось!

– Св-винка моя! Свинка!

Я вгляделась в стойло и зажала рот рукой.

О-о-ох…

Талара с мужем разводили свиней, причем не абы каких, а белых, миролских. Очень симпатичная, мясная, флегматичная порода. Держали супруги свинок в хлеву, но, чтобы те не дрались, не худели и не портили друг другу шкуру и мясо, разделяли их по небольшим загончикам вроде лошадиных стойл. В загоне как раз хватало места для корыта, поилки и свинки. Очень крупной свинки. Сейчас же рядом со свиньей спал еще кто-то…

Кто-то?

Совершенно голый десятник Рем Лорак. Одежда его была разбросана тут же, причем трусы чья-то рука натянула свинье на передние лапы, рубашка кокетливо выглядывала из кормушки, а штаны я и не видела. В поисках тепла бедняга ночью подкатился к свинье под бочок, а та, видимо, благодаря размерам десятника не придавила несчастного. Так что мы имели обнявшуюся пару.

– Он мертвый? – шепотом спросила Талара.

Я присмотрелась.

– Кажется, нет.

Потом огляделась, нашла взглядом здоровущий сапог (еще деталь одежды) и прицельно запустила им в спящего десятника. И попала, конечно.