Дариен

– Со спиртным, масляными лампами и снопами пшеницы, – добавила она, злобно ухмыльнувшись. – Отлично будет гореть.

– Ты ведь сказала, что ты в своем уме, Нэнси, помнишь? В Дариене живет мой брат с семьей, не забыла? Хорошие люди, которые не сделали тебе ничего плохого.

Словно очнувшись, она потрясла головой.

– Да, верно. Если бы ты только мог это почувствовать, Доу. Это немного напоминает опьянение, словно ты опрокинул пару стаканов и тебя еще не тошнит. Понимаешь? Всю жизнь мне приходилось склонять голову перед проходящими мимо королевскими стражами, зная, что, если они захотят причинить мне боль, как сделали с моим отцом, никто никогда не придет на помощь и не остановит их. Никто.

Она снова замолчала, Доу вздрогнул, гадая, что за воспоминание могло так отразиться на ее лице. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте лорда Альбуса.

Лошадь Нэнси вдруг тихо заржала и задвигала головой, словно учуяла в дуновении ветра запах не то воды, не то города. В нескольких милях к востоку от них лежал Дариен, где кипела жизнь и делались приготовления к самому главному празднованию в году, когда по улицам текли реки крови заколотых животных, вращающихся на шампурах, а каждый стол ломился от спелых фруктов, свежего хлеба и дымящихся котлов с мясом. И в этот город, в эту шумную пирушку они с Нэнси войдут, как нож в самое сердце.

Элиас нес пшеничный сноп на сгибе локтя, как и другие горожане в разрастающейся толпе, которая уже начала праздновать приближающийся Канун жатвы. Лица некоторых скрывались под масками в виде разрисованных черепов – напоминание о том, что всех рано или поздно скосит смерть. Толпа все множилась, и это никак не умаляло всеобщего веселья. Когда-то Канун жатвы был серьезным торжеством, во время которого фермеры привозили свои продукты на городские рынки. Некоторые из них теряли голову, едва в их карманах начинали звенеть монеты. Но за последние десятилетия праздник превратился в чествование Богини, в пир, которому не было равных, гулянья с вычурными костюмами и всевозможными излишествами, которые длились с вечера накануне и до заката следующего дня. Спустя девять месяцев на свет появлялось так много детей, что этот месяц в народе называли «родильным». По утрам в канавах валялись тела: пьяные вперемежку с мертвыми. Таковы были взлет и падение жизни в Дариене. Уважаемые люди могли избежать всего этого, просто не выходя из своих домов или запираясь в комнатах. Если же они выходили на улицу до полуночи, это значило, что они готовы напиваться, смеяться, петь, драться, горланить и рисковать своей жизнью.

Элиасу с трудом верилось, что в мире может существовать так много людей. Ему было настолько не по себе, что он тяжело дышал, отчего голова его начинала кружиться. Дидс широко улыбнулся и показал пальцем на свое лицо в надежде, что Элиас додумается изобразить такую же улыбку и избавится от своего вечно насупившегося вида. Охотник отошел в сторону, уступая дорогу группе голых по пояс молодых людей, которые бежали по улице, расталкивая попадавшихся на пути ничего не соображающих пьяниц так, что те кубарем катились в разные стороны. Один из парней заметил движение Элиаса и попытался дотянуться до него. Элиас ударил его по вытянутой руке, и парня, ругающегося и сыплющего проклятиями, оттащили в сторону товарищи. Было еще рано, и большая часть людей в толпе спешили по домам, чтобы переодеться. Те же компании, которые уже вышли на гулянья, еще не настолько напились, чтобы затевать потасовки с чужаками или зажимать женщин у стенок. Все будет чуть позже, когда город словно вулкан извергнет из себя все, что весь год сдерживалось оковами цивилизованного поведения.

Если бы не важное задание, Дидс наслаждался бы праздником. Но в нынешних условиях он находил шум и все, что отвлекало внимание, раздражающим. Пляшущие пьяные мужчины и женщины вовсе не веселили того, кто был трезв как стекло. Дидс сжал покрепче свой сноп и помахал им в воздухе, не спуская глаз с ворот королевского дворца, которые возвышались всего в каких-то двадцати ярдах впереди, если идти прямо по дороге.

– Что бы ты ни делал, сквозь запертые ворота ты пройти не сможешь, верно, минейр? – спросил Дидс, пытаясь перекричать шумных певцов, марширующих плечо к плечу. Один из них попытался увлечь Дидса с Элиасом за собой, но не смог, и его понесла толпа.

Элиас поднял голову и пожал плечами. Он без труда мог пересчитать стражей, но, как бы много их ни было снаружи, внутри наверняка скрывалось еще больше, не говоря уже о хваленых королевских мастерах меча.

– Не надо так стоять столбом и пялиться на ворота, – зашипел на него Дидс. – Стражи сразу видят тех, кто выбивается из общего движения толпы, минейр! Они высматривают все, что может показаться странным, и они не тупицы. Вертись на месте время от времени, маши руками, танцуй с кем-нибудь. Делай хоть что-то, не стой и не смотри на них, будто Судный день настал!