Дарий Великий не в порядке

– Извини, Дарий, – сказал отец. – Ты уже эту серию видел. А твоя сестренка очень захотела посмотреть.

Я моргнул. Бессмыслица какая-то.

«Звездный путь» – наша с отцом фишка.

Чего он добивается, глядя его с Лале?

Я понимал, что Лале неизбежно должна была рано или поздно пристраститься к «Звездному пути». В конце концов, она моя сестра. И дочь Стивена Келлнера. Таков уж набор ее генов.

Но я надеялся, что в этом смысле папа будет оставаться моим чуть-чуть подольше.

Это единственная ситуация, в которой я полноценно чувствовал себя его сыном.

Титры угасли, и на экране появилось название серии. «Грехи отца». О том, как Ворф вернулся домой и ему предъявили обвинение в государственной измене, которую совершил его отец.

Странным образом, очень актуальная была серия.

– Садись, – сказал папа.

И похлопал ладонью по дивану.

– Ну…

Он хотел, чтобы в Иране мы ладили.

Но разве это означало, что мы должны отказаться от единственного времени, которое проводим вместе?

Видимо, да.

Я сел на край дивана, поставив чашку чая на коленку, но папа протянул руку и привлек меня ближе к себе. На секунду его ладонь легла мне на спину.

– Какие у тебя уже плечи широкие, – произнес он.

После чего отстранился от меня и, наклонившись к Лале, поцеловал ее в лоб.

И вот я сидел рядом со Стивеном и Лале Келлнер, пока они смотрели «Звездный путь».

Колинар, или Полное подавление эмоций

Еще не наступил рассвет, когда над городом понесся голос, читавший нараспев.

Далекий, немного металлический голос, как сквозь колонки в автокафе.

Слова звучали красиво, хотя я совсем не понимал их смысла.

Когда звук затих, я не смог заснуть, потому что в дверь постучалась мама.

Я натянул на себя одеяло по самую шею. На мне были трусы, но все равно.

– Кто там?

– А. Ты не спишь.

– Да. Меня разбудил голос. Это же призыв к молитве, да?

Мама улыбнулась.

– Да. Азан.

– Красиво. – Я слышал этот голос в последние пару дней, но шанса спросить о нем пока не выпадало. Просыпаться под него было совсем не то же самое, что слышать его, заваривая чай или обедая.

– Я и забыла, как сильно мне его не хватало.

– Правда?

Мама включила свет. Именно этот момент Танцующий Вентилятор выбрал для того, чтобы повалиться на пол.

На секунду мы оба задержались на нем взглядом.

Мама покачала головой.

– Поверить не могу, что Бабу все еще хранит это старье.

– Ты же сама говорила, что жители Йезда ничего не выбрасывают.

Мама прыснула от смеха.

– Вставай. Пора одеваться. Твой дед планирует выехать уже через полчаса.

– Хорошо.

Солнце еще целовало горизонт, когда я вышел из дома. Чтобы не мерзли уши, мне пришлось надеть капюшон куртки.

Кругом было тихо.

Это если не считать дома за моей спиной, где мама кричала Лале, что пора надеть ботинки, а Маму кричала маме, что ни в коем случае нельзя забыть бутылки с водой и перекус.

Папа толкнул меня локтем, спрятав руки глубоко в карманы серой куртки с символикой «Келлнер & Ньютон».

– М-м.

Ор в доме утонул в жужжании тысячи бешеных ос. Это Бабу завел автомобиль семьи Бахрами и теперь пытался вывести его на обочину перед домом.

Ардешир Бахрами водил минивэн тускло-голубого цвета, который по виду принадлежал другой эпохе развития человечества. Он был похож на футляр, весь угловатый, а выхлопная труба изрыгала такое количество дыма, что не оставалось сомнений: в глубине его каталитического конвертера работала целая Кузница какого-нибудь Темного Лорда.

Я задумался, проводят ли в Иране тесты на уровень выбросов выхлопных газов. Казалось невероятным, что автомобиль семьи Бахрами может одобрить хоть один инспектор в мире.

Бабу остановился перед домом, но облако дыма продолжало черным саваном укутывать минивэн, а потом растворялось, обращаясь тонкими струйками позади машины.

Я решил называть дедушкин минивэн Чадмобилем.

Я бы даже провел обряд крещения, но продажа алкоголя в Иране запрещена, а значит, бутылку шампанского, которую можно было бы разбить о голубой корпус автомобиля, я бы не нашел. Можно было бы использовать для этих целей бутылку дука (это такой газированный йогурт, который обожают все Настоящие, Нечастичные Персы), но а) обычно его продавали в пластиковых бутылках, которые не бьются, и б) какая адская вышла бы грязища.

Бабу вылез из машины и наклонился над капотом.

– Фариба!

Маму за руку вывела из дома полусонную Лале и усадила в Чадмобиль. Пока отец пристегивал ее, Маму снова скрылась в доме.

– Фариба! – закричал Бабу.

Следующей из дома вышла мама, неся в руках пакет со снеками.

– Могу его взять.

– Спасибо, милый.

Я положил пакет в багажник, пролез на заднее сиденье и сел рядом с Лале. Но мама почему-то развернулась и тоже побежала обратно в дом.

– Ширин!

И теперь уже Бабу последовал в дом за мамой.

Папа поймал мой взгляд. В уголках его губ пряталась крошечная улыбка.

– Наглядно видно, откуда эта черта у твоей мамы.

Он забрался в машину и занял место посередине.

Я думал, безопасно ли вообще Бабу водить в его состоянии, особенно в поездках на такие длинные расстояния (до Персеполя, должно быть, около шести часов), но, когда я задал этот вопрос папе, он приложил палец к губам:

– Не сейчас.