Дарий Великий не в порядке

– В корзинке там еще теплый сангак, – сказал я. – Могу чаю заварить.

– Почему бы нам не заварить того особого чая, который ты привез в подарок, маман?

– Хорошо.

Пока я доставал с полки дарджилинг первого сбора с кодом FTGFOP1, Маму вынула откуда-то из глубин холодильника большое блюдо коттабов, покрытое целлофановой пленкой. Она подмигнула мне и понесла блюдо в гостиную.

Я услышал, как Лале воскликнула «Ням-ням!» голосом, который был на три октавы ниже ее обычного регистра.

Лале любила коттабы даже больше, чем я.

Я поставил заварочный чайник на поднос рядом с несколькими чашками, чтобы предложить его Маму в гостиной.

– Спасибо, родной, – сказала она и медленно вдохнула аромат над чашкой. – Как хорошо пахнет.

Несмотря на то что сказал мне Ардешир Бахрами, оказалось, что нюхать чай, в конце концов, тоже занятие вполне приемлемое.

Маму закрыла глаза и сделала длинный медленный глоток.

– Вкусный чай, маман. Спасибо тебе.

Я предложил чай Лале (она отказалась – чай показался ей слишком горячим, и в нем совсем не было никаких подсластителей), а потом сам сделал глоток.

Маму улыбнулась мне и подвинулась ближе, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Спасибо, Дариуш-джан, – сказала она. – Ты придумал идеальный подарок.

Как же я люблю свою бабушку.

Около десяти часов, когда мама появилась в гостиной, она уже была одета. С одного из крючков в прихожей она сняла хиджаб.

– Мама, – позвала она. – Пойдем!

Маму тоже вышла из комнаты при полном параде.

– Куда вы?

– Пойдем навестим моих друзей, – сказала Маму.

– Это такая традиция, – отозвалась мама. – На следующий день после Навруза.

– Правда?

Мама кивнула.

– Но дома мы ничего такого не делаем.

Я вспомнил, как Сухраб посмотрел на меня, когда спросил, увидимся ли мы завтра. Как он удивился, что я сразу не ответил «да».

Как возможно, что я еще не знаю всех традиций празднования Навруза?

– Ну, – сказала мама, а потом подмигнула мне, как будто не знала, что мне ответить, – почему бы тебе не сходить к Сухрабу?

Логично.

– Хорошо.

Я принял душ и оделся, а мама перед уходом быстро набросала мне карту. Сухраб жил всего в нескольких домах от нас, но, когда идешь пешком, все выглядит иначе, чем из окна автомобиля.

Когда мы заезжали за Сухрабом перед поездкой в Персеполь, было еще темно. При свете дня дом Резаи выглядел старше и меньше, чем бабушкин, и был выкрашен в такой приглушенный цвет хаки, что на него можно смотреть, не повреждая зрительной зоны коры головного мозга. Я увидел деревянные двойные двери, на каждой створке висело по бронзовому дверному молотку разной формы: справа – в виде подковы, слева – мощная треугольная пластина.

В бронзе просматривались мелкие щербинки. Как и в дверях, как и в самом доме. Все здесь было обжито и любимо.

Совершенно закономерно, что Сухраб вырос именно в таком месте.

Молотком в виде подковы я быстро стукнул по двери три раза. Дверь открыла Махваш Резаи. На ее лбу и в бровях были следы белого порошка. Увидев меня, она улыбнулась той же улыбкой с прищуром, которую передала по наследству своему сыну.

– Алла-у Абха, Дариуш!

– Э…

Я всегда чувствовал себя неловко, когда кто-то говорил мне эту фразу, потому что не понимал, что сказать в ответ и можно ли мне вообще отвечать на это приветствие, ведь я не бахаи и в принципе не верю в Бога.

Если не считать Пикарда.

– Заходи!

Я стянул свои кеды и поставил их в уголок рядом с узкими ботинками Сухраба.

Прихожую от остальных помещений в доме отделяла деревянная перегородка с полочками, на которых стояли рамки с фотографиями, свечи и лежали зарядные устройства для телефонов. Коврики были бело-зелеными с золотыми акцентами, без бахромы по краям, как у Маму. В доме было уютно, будто в норе хоббита.

Воздух наполнился ароматом свежеиспеченного хлеба. Настоящего, домашнего хлеба, а не конвейерного, как в каком-нибудь «Сабвее».

– Ты поел? Хочешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо, я позавтракал.

– Точно? – Мама Сухраба привела меня в кухню. – С радостью приготовлю тебе что-нибудь.

– Точно. Я решил прийти в гости, как это делают на следующий день после Навруза.

Я чувствовал себя настоящим персом.

– Ты очень милый.

Дарий Келлнер. Милый.

Мне было приятно, что мама Сухраба так обо мне думает.

Честное слово.

– Уверен, что ничего не хочешь?

– Уверен. Я дома коттаб съел.

– Твоя бабушка делает самые лучшие коттабы.

Строго говоря, всех вариантов я не испробовал, но сразу же согласился с Махваш Резаи в принципе.

– Она просила передать вам несколько штучек, – сказал я и протянул ей пластиковый контейнер, который принес с собой.

Махваш Резаи выпучила глаза, чем напомнила мне клингонского воина. Ее личность была слишком огромна и подвижна, чтобы быть заключенной в хрупком человеческом теле.

– Спасибо! Поблагодари от меня свою бабушку!

Ханум Резаи отложила в сторону коттабы и вернулась к плите. Стол рядом с ней был посыпан мукой, и это объясняло появление таинственного белого порошка на лице хозяйки.