Дарий Великий не в порядке

После того как я помог Сухрабу расправиться со всем салатом на столе (целых два кочана!), он побежал одеваться, а я стал наблюдать, как ханум Резаи делает хлеб. Она отбила тесто посыпанными мукой руками, потом присыпала его сверху смесью сушеных трав и специй.

– Тебе нравится такой хлеб, Дариуш-джан? С травами?

– М-м, да. Мама иногда покупает такой в персидской пекарне.

– А сами вы такой не печете?

– По правде говоря, нет.

– Я и для вас тогда испеку. Положите в холодильник и потом возьмете с собой домой.

– Маман! – сказал Сухраб, снова появившийся в дверном проеме, уже в нормальных брюках и в белой футболке-поло. Он что-то сказал маме на фарси, что-то по поводу ужина, но сделал это слишком быстро. – Вперед, Дариуш. Пойдем.

– Э… Спасибо, – сказал я его маме, пошел за Сухрабом к выходу и нагнулся, чтобы завязать шнурки моих «вансов».

Он хотел мне что-то показать.

Королевство цвета хаки

От дома Сухраба мы пошли вниз по улице в противоположную от дома Маму сторону. Ветер усилился, и в воздухе чувствовались свежесть и легкая нотка пыли.

Когда мы проходили перекресток, Сухраб махнул рукой вправо.

– Вот там, километрах в пяти отсюда, моя школа.

В слове «километрах» он ставил ударение на слог «ло», а не на «ме». Это было прикольно.

– Тебе там нравится?

– Нормально, – пожал он плечами. – Я учусь в одном классе с Али-Резой и Хуссейном.

– Ой.

Где бы на земле вы ни ходили в школу, Бездушных Приверженцев Господствующих Взглядов было точно не избежать.

Мы прошли мимо длинной белой стены, задней стенки нескольких магазинов, стоявших рядом. От нее отражался яркий солнечный свет.

Я чихнул.

– Но и друзья у тебя в школе есть, правда же?

– Есть несколько. Но не таких хороших, как ты, Дариуш.

Я улыбнулся, но при этом еще раз чихнул.

– Извини. А они все бахаи?

– Нет. Только некоторые. – Сухраб хохотнул. – Большинство людей не такие, как Али-Реза, Дариуш. У них нет таких сильных предрассудков.

– Прости меня. – Мои уши стали красными, как кирпич. – У тебя в школе учатся только мальчики. Так?

– Да.

Мы подошли к пешеходному переходу. Сухраб закусил щеку и посмотрел на меня, пока мы пропускали машины.

– Так у тебя нет девушки, Дариуш?

Я сглотнул.

– Нет.

Я старался произнести это слово нейтрально, но, как бы ты ни ответил на подобный вопрос, собеседник все равно расслышит что-нибудь свое. С ушей густой румянец перекинулся на щеки.

– Как так?

Я не знал, что на это ответить.

Кажется, я не мог соврать Сухрабу.

Думаю, Сухраб понял, как неловко я себя чувствую, потому что, прежде чем я нашелся, что ответить, он сказал:

– Это нормально. У меня тоже девушки нет.

Я почти улыбнулся.

Почти.

Он сказал:

– Здесь все иначе. Мальчики с девочками здесь… – Он замолк на мгновение. – Мы нечасто общаемся. Только в более старшем возрасте. Йезд – очень консервативный город. Понимаешь?

– Ну, думаю, да.

Не уверен, что я понимал.

Но и спросить не успел, потому что Сухраб отвернулся и на что-то указал рукой.

Справа от нас стена цвета хаки закончилась, и в просвете показался большой зеленый парк. По лужайке там и тут были раскиданы низкорослые кустарники, отбрасывавшие пестрые тени на многочисленные скамейки. В уголке виднелся общественный туалет, окруженный забором из сетки-рабицы.

Кто же огораживает забором туалет?

Ветер снова подул и растревожил траву. Сухраб закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Это наш любимый парк, – сказал он. – Сюда мы приходим на Сизда-Бедар.

Сизда-Бедар – это тринадцатый день после Навруза. В этот день персы ходят на пикник.

Персы обожают пикники, особенно в Сизда-Бедар. У нас в Америке каждая семья в огромном количестве готовит то блюдо, которым больше всего славится (долма, оливье или котлеты), и все мы захватываем целый парк, так что в радиусе восьмидесяти километров места хватает всем Персам, Частичным и не только.

Из-за того что дата Навруза год от года меняется и зависит от дня весеннего равноденствия, не фиксирована и дата Сизда-Бедара, а это значит, что иногда этот праздник совпадает с моим днем рождения. Но я почему-то никогда не могу правильно ее рассчитать.

– В этом году праздник придется на первое апреля, так?

Сухраб поднял глаза и пересчитал с иранского летоисчисления на григорианское.

– Второе.

– Ой. Это мой день рождения.

– Вы все еще будете здесь?

Я кивнул.

– Здорово. Значит, отметим оба праздника.

Сухраб схватил меня за плечо и повел в сторону туалета.

– Иногда мы тут играем в футбол. Когда на поле слишком много народу.

– А. – Я надеялся, что мы не будем сейчас играть в соккер/неамериканский футбол. К этому я готов не был. – Классно.

– Пойдем, – сказал Сухраб, и вместе мы обошли приземистое здание. – Хочу тебе кое-что показать.

Сухраб быстро улыбнулся мне с прищуром, после чего просунул пальцы в ячейки сетки-рабицы, окружавшей здание туалета, и начал забираться вверх. Металл проседал и изгибался под его скромным весом, когда Сухраб цеплялся кроссовками за ромбовидные ячейки.

– Давай! – крикнул он мне, вскарабкавшись на крышу здания.