– Привет. – Связки меня не слушались. Голос звучал так, будто я только что проглотил неочищенный ананас.
Папа вытер ладони о брюки и сел рядом со мной, так близко, что мы невольно столкнулись локтями.
Я отодвинулся, чтобы мы не касались друг друга.
– Мы за тебя беспокоились.
– Прости.
– Господин Резаи сказал, что ты ушел из дома Сухраба несколько часов назад. Ты все это время сидел здесь?
Я пожал плечами.
Папа положил руку мне на загривок, но я стряхнул ее.
– Он рассказал нам, что произошло.
– Об отце Сухраба?
– Да. И о том, что случилось между вами с Сухрабом.
Я чувствовал, что близится очередная разгерметизация.
Я не хотел позволять Стивену Келлнеру видеть мои слезы.
И тогда я спросил:
– Почему ты пошел искать меня именно сюда?
Папа кивнул в сторону Пятничной мечети.
– Мне показалось, такое место должно тебе понравиться.
Я закусил губу и моргнул.
– Не плачь, Дарий. – Папа попытался обнять меня одной рукой, но я увернулся.
– Я не могу не плакать, понимаешь?
Доктор Хоуэлл любит говорить, что депрессия – это злоба, направленная внутрь самого себя.
Я столько злобы направил внутрь себя, что мог бы питать целый двигатель звездолета.
Но поскольку силы магнитного поля было недостаточно, вся эта энергия выплеснулась наружу.
Я больше не мог сидеть, хотя, когда переносил весь свой вес на ноги, они начинали саднить.
– Иногда я не могу сдержать слез. Понял? Иногда случается настоящее дерьмо. Иногда люди поступают со мной плохо, и я плачу. Прости, что я для всех такая мишень. Прости, что разочаровываю тебя. Снова.
– Я не разочарован…
Я фыркнул.
– Я просто хочу удостовериться, что ты здоров. Твоя болезнь может унести тебя так быстро, ты и оглянуться не успеешь.
– Нет, ты просто хочешь, чтобы я был как ты. Чтобы я игнорировал то, как другие ко мне относятся. Игнорировал то, что Трент меня травит. Что Сухраб… – Я сглотнул. – Ты не хочешь, чтобы я вообще что-то чувствовал. Лучше б я был просто нормальным. Как ты.
Я поднял с крыши кусок черепицы и зашвырнул его в пустой парк. Грудь моя готова была вот-вот взорваться, раскидывая материю и антиматерию, пока все вокруг окончательно не исчезнет.
– Ты даже «Звездный путь» со мной больше не смотришь, – прошептал я. – Меня тебе никогда не будет достаточно.
Весь мой гнев излился наружу, после чего снова интегрировался у меня в груди, соскользнув вниз по горизонту событий супермассивной черной дыры, образовавшей воронку внутри меня.
Маневр Гравитационной Рогатки.
Лицо отца покраснело и пошло пятнами.
– Дарий. – Он вздохнул и приготовился вставать. – Тебя всегда было достаточно. Я полюбил тебя с того самого момента, когда впервые увидел на УЗИ твои крошечные ручки. И почувствовал, как твои маленькие ножки пинаются у мамы в животе. Я полюбил тебя, как только впервые взял тебя на руки и заглянул в твои красивые карие глаза. Тогда я понял, что в моих объятиях ты чувствуешь себя в безопасности.
Ладони отца дрогнули, как будто он хотел, чтобы я снова стал малышом, которого он может взять на руки.
– И с каждым днем я люблю тебя все сильнее. Наблюдая, как ты растешь. Как становишься самим собой. Как ты учишься справляться с проблемами, от которых я не всегда смогу тебя ограждать. Но как бы я хотел… – Он прочистил горло. – Быть твоим папой – это моя первая, самая лучшая миссия.
Это неправда.
Как он мог такое говорить?
– Помнишь сказки, которые ты мне рассказывал? – Я шмыгнул носом. – Помнишь? Когда я был маленьким?
– Конечно. – Он закрыл глаза и улыбнулся. – Я любил тебя укладывать.
– Тогда почему ты перестал это делать, раз так сильно любил?
Папа закусил губу.
– Ты это помнишь?
– Да, помню.
Папа вздохнул и снова сел на край крыши. Он поднял глаза, но мой взгляд не поймал, а просто похлопал по крыше рядом с собой.
Я сел, но не так близко к нему.
Отец собрался было что-то сказать, но потом посмотрел на свои руки и сглотнул. Его кадык прыгал вверх-вниз, вверх-вниз.
– Ты ошибаешься. Я хочу, чтобы ты испытывал чувства, Дарий. Но я за тебя боюсь. Ты даже не представляешь насколько. В какой-то момент я отвожу от тебя взгляд, и, если это момент неправильный, ты можешь начать тонуть в депрессии настолько, что… способен сделать что-то. И я не могу тебя от этого защитить. Как бы ни старался.
– Я не собираюсь себе вредить, пап.
– А я вот едва это не сделал.
Вся атмосфера на крыше всколыхнулась от взрывоопасного признания отца.
– Ты… Что?
– Когда тебе было семь. Мои препараты не справлялись. И я начал думать, что вам с мамой будет лучше без меня.
– Боже.
– Мне было так плохо, что я допустил подобные мысли. Постоянно об этом думал. Доктор Хоуэлл посадил меня на довольно сильный транквилизатор.
– М-м…
– Я превратился в зомби. Поэтому я не мог больше сочинять для тебя сказки. Я с трудом понимал, какое сейчас время суток.
Я этого не знал.