Дарий Великий заслуживает большего

Он уткнулся взглядом в чашку и задумчиво покачал ее в ладонях.

– Ты тоже мне нужен. Ты, Лале и ваша мама. – Он прерывисто вздохнул и откашлялся. – Вы для меня – весь мир.

– Тогда брось эту работу. С нами все будет в порядке.

Папа засопел.

– Помнишь, что ты сказал мне тогда, в Иране? Что существует множество способов потерять человека, если в дело вмешалась депрессия?

– Помню.

– Ну так вот, я не хочу тебя потерять.

– И ты меня не потеряешь. Обещаю.

– Ладно.

Папа отхлебнул чай и глубоко вздохнул.

– Мне этого не хватало.

– Ага.

Какое-то время мы сидели, не говоря ни слова. Это молчание нельзя было назвать неловким, но на звание уютного оно тоже не тянуло.

– Лэндон со мной порвал, – сказал я. А потом добавил: – Или это я с ним порвал.

– Ох, сын. – Папа положил руку мне на затылок. – Мне так жаль.

– Мне тоже.

– Хочешь поговорить об этом?

– Не сейчас. – Я мотнул головой. – Мы можем еще вот так посидеть?

– Конечно. Или…

– Или что?

– Можем посмотреть «Звездный путь».

– Точно.

Череда унижений

После «Звездного пути» мы поужинали, и папа пошел спать.

А я закончил домашку и тоже лег.

Мне было так грустно и тревожно, что я даже не стал «выпускать пар» перед сном.

И когда я уже почти заснул, прозвучал сигнал входящего вызова по скайпу.

Во всем мире только два человека могли мне позвонить.

Я выскочил из кровати, натянул трусы, футболку и подлетел к компьютеру.

Как я и надеялся, на экране подпрыгивала аватарка Сухраба – наша с ним фотография, точная копия той, что висела на стене у меня над кроватью.

Я плюхнулся на кресло и нажал «Ответить».

После установки связи экран на миг побелел – и я наконец увидел Сухраба, его улыбку и знакомый прищур.

– Привет, Дариуш!

– Привет, Сухраб.

Я едва не расплакался.

Едва.

Я был так рад его видеть, что боялся, губы навсегда заклинит в улыбке, и мне придется до конца дней своих ходить с перекошенным лицом.

Впрочем, это я бы как-нибудь пережил.

– Я не знал, куда ты пропал.

– Да, прости, но я должен был молчать, пока мы не уедем.

– Уедете? Куда?

Сухраб откинулся назад, и я наконец обратил внимание, что он не в своей комнате. Его окружали голые белые стены.

– Где ты? С тобой все в порядке?

– Я в Хаккяри, Дариуш. В Турции.

– Что?

– Мы с маман покинули Иран. Будем просить об убежище.

– Убежище?

У меня голова шла кругом.

– Вы станете беженцами?

– Да. Многие бахаи так делают.

– Боже мой, – выдохнул я.

Мой лучший друг стал беженцем.

– Я так за тебя беспокоился. Думал, случилось что-то плохое.

Или побег в другую страну можно считать «чем-то плохим»?

Что это значило для Сухраба? И для его мамы?

– Когда мы говорили в последний раз, ты подозревал, что у тебя депрессия. А потом пропал. И никто мне ничего не говорил. Я боялся, что ты…

У Сухраба вытянулось лицо.

– Дариуш, я никогда бы так не поступил.

– Иногда люди просто ничего не могут поделать.

Он тяжело вздохнул.

– Дариуш, честное слово, со мной все в порядке. Прости, что заставил тебя волноваться. Но мы должны были сохранить все в тайне.

– Почему?

– Потому что это опасно. И сложно. Помнишь, я рассказывал про тетю, которая получила убежище?

– Ту, что живет в Торонто?

Сухраб кивнул.

– Так вы туда планируете перебраться? В Торонто?

– Пока не знаю. Может быть.

Я почувствовал прилив счастья.

Сухраб будет жить в Торонто?

По сравнению с Ираном это все равно что на соседней улице.

– Не плачь, Дариуш.

– Прости. Я очень за тебя боялся.

– Нет, это ты прости. Я был бы рад все тебе рассказать. Но со мной и с маман все хорошо.

Я кивнул и шмыгнул носом.

– Я скучал по тебе, – сказал Сухраб.

– И я по тебе.

– Я слышал… про Бабу.

Я кивнул.

– Мне так жаль, Дариуш.

– И мне жаль. Я знаю, как ты его любил.

В каком-то смысле Бабу был и дедушкой Сухраба. Может, даже больше, чем моим.

Я бы очень хотел оказаться сейчас рядом с ним.

Обнять Сухраба, поплакать вместе. Послушать его истории о Бабу. Узнать обо всех мелочах, которые Сухраб наблюдал ежедневно, живя по соседству с Ардеширом Бахрами.

Но приходилось довольствоваться тем, что я хотя бы вижу Сухраба на экране.

И нам нужно было многое наверстать.

Я рассказал Сухрабу о том, что ушел из «Роуз Сити Тиз».

Рассказал о школьном бале и Лэндоне.

Рассказал о Чипе.

– Мне так жаль, Дариуш. С тобой все в порядке?

– Наверное.

Сухраб внимательно на меня посмотрел.

– И все-таки?

– Что все-таки?

– Все-таки ты любил Лэндона?

Я откинулся на спинку кресла. Раньше оно стояло у папы в офисе, но он забрал его домой, когда они начали работать за высокими столами. Кресло было с дефектом: я знал, что, если навалиться на спинку всем весом, оно опрокинется.

Так что я схватился за край стола и выпрямился.

– Вряд ли, – наконец ответил я. А потом сказал: – Лэндон был первым парнем, которому я понравился. – Я с трудом проглотил комок в горле. – Что, если я больше никому так сильно не понравлюсь?

– Дариуш.

– Что?

– Ты хороший человек. И обязательно кому-нибудь понравишься. Я точно знаю.

Я покачал головой.

– А как же Чип? Ты ему нравишься.

– Фу, – скривился я, и Сухраб расхохотался.

– Дариуш.

– Чего?

– Он твой друг. Ты что, собираешься всю жизнь на него злиться?

– Да. Может быть. Не знаю.

– Ты помнишь, из-за чего мы в первый раз поссорились?