Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Пока мы с игуменией Иулианией и суздальской игуменией Софией разбирались, как же довезти Любушку до Волочка, черный мерседес уже остановился у дверей больницы. На заднем сиденье постелили Любушке постель. «Сколько градусов установить? двадцать три?» — и Любушку осторожно уложили и отправили в последнее ее земное путешествие.

Сначала она чуть не плакала: «Поеду домой, поеду домой», — как будто боялась, что ее отвезут в другое место, но на полпути к Волочку успокоилась и стала широко креститься и молиться за доктора Иакова.

Когда мы на суздальской «оке» добрались, наконец, до Вышнего Волочка, Любушка уже полулежала в белой горе подушек на своей кровати и, улыбаясь, тихо пела тропарь «Боголюбивой» и смотрела в окно, из которого был хорошо виден храм Боголюбской иконы Царицы Небесной. Возле нее кружились сестры и пели ей ее любимые песнопения, а мы стояли в дверях и молчали.

— Ничего, все будет хорошо, все обойдется.

— Любушка, у кого?

— У Любахи.

А на пятый день Любушка умерла. Это случилось 11 сентября 1997 года, в четверг. В день Усекновения главы Иоанна Крестителя.

Говорят, все блаженные — Ивановны.

А Любушка и была Ивановна, Любовь Ивановна Лазарева.

13 сентября были похороны.

Мы шли за гробом, много настоятельниц, с цветами. Приехал отец Василий Швец, чудом там оказался: «Дай, думаю, загляну по дороге к Любушке». Вот и заглянул.

Отпевали ее в домовом храме Иоанна Кронштадтского. Два хора, один коломенский, другой шартомский. Я почти ничего не помню — ни сил, ни горя, все было кончено.

Отпевал архимандрит Никон.

Как-то все спокойно было, чинно, по порядку. Только очень было нужно, чтобы она еще пожила, а не получилось.

Похоронили Любушку возле алтаря Казанского собора. День был пасмурный, но солнце пробилось сквозь тучи, когда начали служить литию у гроба, возле могилы. Многие видели, как солнце играло.

Надо, наверное, рассказать еще о том, что в храме я как-то оказалась вдруг у самого гроба и, ухватившись за него, все говорила с ней, как с живой, и еще попросила помочь нам выполнить благословение — найти эти десять миллионов. Больше не нужно — дом на острове теперь стоит не сорок, а тридцать пять. А еще пять мы наберем, наверное, финскими марками — матушкина мама приезжала недавно из Финляндии и привезла финских марок еще примерно на пять.

Попросила у Любушки прощения за свои неуместные просьбы, да и забыла об этом.

На следующий день было воскресенье. Литургия в нашем пустынном монастыре — в храме никого, кроме нескольких сестер, холодно и безприютно как-то. И вдруг появляется человек, которого я увидела тогда второй раз в жизни (в первый свой приезд он совершенно случайно оказался у нас — заблудился, познакомился с нами, осмотрел собор да и уехал сразу).

— Я вчера вечером сидел у телевизора и вдруг подумал: зима приближается, надо им помочь. Вот, возьмите! — и протянул мне упакованную крест-накрест пачку. На упаковке написано: «10 миллионов». А одиннадцатый он положил в «ящик» и сразу уехал. Потом мы узнали, что это его манера. И что это были последние его большие деньги. Только через несколько лет приручили мы Снегирева, наконец, оставаться у нас иногда на трапезу.

Вечером, уже в Твери, мы посчитали финские марки — их оказалось, конечно, не на пять миллионов, а на четыре — ведь одиннадцать у нас уже было. И мы успели, с Божьей помощью, отправить нашу соседку на Залит с последним паромом.

Прошло несколько лет, и вот однажды, одиннадцатого сентября, мы встретились в Вышнем Волочке с бывшей Любушкиной келейницей Раисой. Она очень изменилась, из крепкой и властной превратилась в худенькую и тихую. Мы вместе поехали с ней в Тверь, а она по дороге рассказывала мне о Любушке: «Любушка родилась в 1912 году примерно в сорока километрах от Калуги. Отец Любушки был церковным старостой, в семье было шестеро детей. Братьев ее звали Николай, Алексей, Василий, Петр и Павел. У Любушки были четыре тети, все четверо очень благочестивые, “вековые девы”.

Зимой они часто ездили в Оптину пустынь молиться и брали с собой Любушку, а летом все занимались огородами.

Когда Любушке было пять лет, умерла ее мама; отец умер, когда девочке исполнилось двенадцать. После смерти отца Любушка переехала в Петербург к старшему брату Алексею. И вот, по послушанию Матери Божией Казанской, Любушка начинает странствовать в землях Вырицких. Где только она не жила — в подвалах, в срубах домов!.. Тогда и сподобилась она дара прозорливости от Господа. А во время войны Любушка ушла пешком в Краснодарский край, и там она тоже странствовала. Почти всегда раздетая, в рваненьком. Ведь все, что привозили ей, шло в монастыри, в храмы. И по молитвам ее Господь исцелял смертельные болезни. Вот я перед вами живой пример, я была неизлечимо больна, когда познакомилась с Любушкой.

Господь исполнял любую ее просьбу — Любушка вымаливала каждого человека.