Дариус Дорван, наёмник (СИ)

Сам Дариус стрелять уже не мог: висевший за спиной тул принял на себя удар меча и теперь даже страшно представить, что случилось с его луком. Сам он и подставил под удар спину, видя, что не успевает ни отклонить его, парируя, ни просто уйти в сторону. На спине тул с луком и стрелами, и мешок с необходимыми вещами, который он не успел скинуть, слишком стремительно все произошло. И, как оказалось, не успел к счастью, ведь кожаная кираса от удара такой силы, что его повело далеко вперед, едва не бросив на колени, спасти бы не смогла. То, что находилось в мешке, тоже могло пострадать. Но не было в нем ничего такого, с чем бы Дариус пожалел расстаться, если бы уходя от погони, пришлось мешок скинуть. А вот лук было жалко, причем очень.

Дариус весь обратился вслух. Главное сейчас — не пропустить момент, когда затаившийся враг попытается спастись бегством, чтобы приблизиться к нему на расстояние удара. Сейчас он сидит тихо, но надолго ли его хватит?

Где-то по бокам от него затаились Галуг и Бист, держащие луки наготове, чтобы поразить цель на звук.

'Шевельнись же, — мысленно обратился к притаившемуся врагу Дариус. — Не можешь же ты пролежать без движения вечность. Прими ее, наконец, свою смерть, нам давно уже следовало быть как можно дальше отсюда'.

Причины для этого были самые серьезные, серьезней некуда.
Справа от него сухо щелкнула тетива, посылаю стрелу в заросли. Это Галуг, и он промахнулся. Звук вонзающейся в тело стрелы слишком характерен, чтобы его не услышать и не распознать с такого малого расстояния. Вероятно, Галугу что-то почудилось, вряд ли он промахнулся.
Дариус присел, не прекращая напряженно вслушиваться. Выбрал у валяющегося у его ног мертвого врага клочок рубахи почище, и снова протер клинок. Когда и справа и слева от него одновременно щелкнули тетивы, он взмыл на ноги, бросившись с обнаженным клинком вперед. На этот раз было слышно — стрелы свою цель нашли.
И действительно, притаившийся в кустах человек еще хрипел, но жить ему оставалось недолго. Со стрелами, вонзившимися в живот и в грудь, долго не живут.

— Прости меня Ширла, и прими смерть в свою честь, могучий Марох, — прошептал Дариус, совершая акт милосердия.

Ширла, богиня жизни, не любит, когда убивают ее детей. В отличие от своего брата, бога войны Мароха. Но убить необходимо, иначе, зачем они так надолго здесь задержались, вместо того, чтобы быть от этого места уже далеко.

Ведь останься кого-нибудь в живых, и все, всю оставшуюся жизнь жди, что в любой момент в твою спину прилетит непонятно откуда взявшаяся стрела. Или кому-нибудь из повстречавшихся тебе людей не понравится твое лицо, манера разговаривать, умение держаться в седле, да все что угодно, и хочешь ты того или нет, но тебе придется скрестить с ним свой меч в смертельном бою. Потому что люди, которых им пришлось убить, были такими же наемниками, как и сами они.

И произошло все это благодаря Бору. Нет, как все-таки был прав Ториан, заявивший о том, что не стоит брать их с собой, Бора и Сегура. И как плохо, что он не смог настоять на своем мнении…

* * *

Встреча с отрядом наемников произошла внезапно — все они нос к носу столкнулись в узком проходе между скалой, с растущей на вершине одинокой разлапистой сосной и краем песчаной пустоши.

Таких пустошей в Балинуйском лесу немало, по пути им попадалось три или даже четыре. А всего, по рассказам Бора, их десятки, если еще не больше. Очередную пустошь каждый раз они обходили далеко стороной, и не потому, что на песке могли остаться следы от их ног.

— Пески ядовитые, — рассказывал Бор. — Особенно в разгар дня, когда солнце их нагревает. Я видел тела смельчаков, пытавшихся их пересечь. И даже трупоеды не осмеливаются к ним приблизиться. Так они и лежат, превратившись под солнцем в мумии.

Да и сами они наблюдали, что на пустошах ничего не растет, абсолютно ничего, нет даже одиноких былинок.

После каждого нового рассказа Бора о Балинуйском лесу, Дариус мысленно проклинал себя за то, что не смог отказать нанявшему его человеку.

Казалось бы, и плата была предложена не слишком большая, и сам контракт его не устраивал, но не смог он отказаться, не смог и все тут.

* * *