– Так и сэру Роберту все равно. У него, похоже, два божества – умеренность и аккуратность. Он, может, всю баронскую свиту ненавидит, красавцев этих легкомысленных, буйных да расточительных. И жениха своей дочери, сэра Джеффри, тоже, наверное, не любил, несмотря на выгоду брака. Да и самого барона, кстати… Но проявлять это – такой роскоши он себе позволить не может. А на вас можно отвести душу. Я вам больше скажу, господин! Вы и для барона занятная игрушка. Выглядите как благородный, чувствуете как благородный, а вести себя с вами можно как Бог на душу положит, вы все стерпите.
Дирхарт поморщился.
– Между прочим, леди Эрмина тоже все обо мне знает. Или даже больше, чем все, что ей там отец наплел. Однако она едва не оказалась у меня в объятиях.
– Ой, господин! А то вы не знаете, что для иных женщин чем мужчина опаснее, тем он привлекательнее. Значит, леди Эрмина из таких.
– Да нет, Джон. Она хорошая девушка. Просто ей довериться некому. Отец слушать не станет. Барону, похоже, она сама не очень-то доверяет. Остальные тоже только дров наломают… Лишь бы ее отец меня послушал! Лишь бы послушал…
Дирхарт снова сделал глоток из фляги, заткнул горлышко, потом таким же машинальным жестом снова вытащил пробку и подошел к окну. Внизу, в тени свисающего с колонн галереи плюща, стояли две девушки, состоящие при леди Эрмине. Стоило Дирхарту появиться в окне, как обе мигом опустили лица и заспешили прочь. Выглянувший из-за плеча Дирхарта Джон хмыкнул.
– Господин, вы, конечно, очень красиво сложены. Но для благовоспитанных девиц это… В общем, смутили вы их, господин!
– Да?
Дирхарт усмехнулся и позволил Джону надеть на себя рубаху.
– А что эти благовоспитанные девицы под моим окном делали?
– Известная вы личность в замке, господин. То неприступную мистрис Маргарет соблазните, то с секретарем баронским подеретесь, то слуг самого сенешаля побьете… Опять же – мертвое тело нашли не без вашего участия… – Джон вздохнул и перекрестился.
– Много, значит, обо мне болтают?
– Не без того, господин.
– А скажи-ка мне, что в замке говорят о бароне Доноване?
– Ничего не говорят, господин.
– То есть? – Дирхарт снова заткнул флягу, потом открыл, повертел и вернул пробку обратно. – Про меня, значит, говорят черт-те что, а про самого лорда молчат? Не верю.
– Ну, понимаете, господин… Что господа между собой говорят, я знать не могу. А слуги любят обсуждать только не шибко опасные вещи. Кто что ест, кто сколько пьет, кто с кем дерется или любовь крутит… Но только если знают, что это не особая тайна. Чем выгоднее место, тем молчаливее слуги. А если есть шанс не просто места лишиться, а еще и похуже что на себя навлечь, так все становятся слепыми, глухими и немыми.
– Про других ясно. Но ты что думаешь о бароне?
Джон едва не присвистнул.
– Разве ж я могу что-то думать о самом бароне, господин!
– Про сенешаля ты, между прочим, только что очень дельно рассуждал.
– Вырвалось, господин. – Джон чуть притворно опустил глаза. – Но про барона – это чересчур. Чем я от других слуг отличаюсь? Я ж только что объяснял вам…
– Джон, ты от других слуг очень отличаешься хотя бы тем, что ты мой слуга. И ты вовсе не простой слуга. Ты больше чем слуга. Гораздо больше. Ты… – Дирхарт опять открыл флягу и сделал глоток. – Джон, чума тебя забери! Сейчас оплеуху схлопочешь. Я ж помощи у тебя прошу. Соловьем тут перед тобой заливаюсь, а ты молчишь, как будто тебе черти в…
– Понял, господин, понял! Что я думаю о бароне Доноване? Думаю, что с ним странное творится. Слышал я о нем много, еще когда вы у него не служили. Он личность известная. Блестящий такой кавалер, отчаянный дуэлянт, любимец дам… Это я о нем слышал. А вижу я совсем другого человека. Ко всему равнодушного, замкнутого, блеклого. Будто тот, о ком я баек наслушался, и тот, которому вы сейчас служите, – вообще разные люди. – Джон помолчал, потом поднял на Дирхарта вдохновенный взгляд: – Знаете, господин, а вдруг у него брат-близнец есть? Нет, ну почему вы усмехаетесь? Может же такое быть. Родятся иногда близнецы. Только все равно непонятно, с чего этот как светильник прогоревший. Казалось бы, молодой, здоровый, а выглядит, будто могильной плитой задавленный…
– Ты умница, Джон! – Дирхарт отсалютовал ему флягой. – Что бы я без тебя делал?
– Не знаю, господин, что бы делали… Я впрямь помог вам?
– Да, Джон. И очень. Только если дело обстоит именно так, то… – Дирхарт снова глотнул виски и с безнадежным видом покачал головой. – То все очень и очень плохо.
– А что плохо-то, господин?
– Догадка твоя о плохом говорит.
– Какая догадка, господин?
– Твоя… Ну или моя… Наша, в общем. Если она верна, то все очень плохо.
Дирхарт поболтал флягу, выясняя, сколько в ней осталось, и отдал ее озадаченному Джону.