Пакицеты и амбулоцетусы жили примерно 50 миллионов лет назад, были четвероногими, но первый вид вел образ жизни амфибии (примерно, как выдра), а второй являлся скорее водным видом (его научное название переводится как «ходящий кит»). В их черепах найдены структуры, типичные для ископаемых китов, в частности зубы и кости внутреннего уха. Не являясь прямыми предками китообразных, они дают нам убедительный пример того, как могла происходить постепенная адаптация сухопутных млекопитающих к морской среде. Они обладали копытами, что сближает их с теми видами, от которых произошли парнокопытные – свиньи и жвачные животные. Анализ ДНК подтвердил это родство, поэтому сегодня китообразные объединены с парнокопытными в кладу «китопарнокопытные» (лат.
Дарвину не было известно ни одной переходной формы от нескольких ископаемых обезьян, найденных в его эпоху, и современным человеком. Только после его смерти были открыты
Сегодня понятие «недостающее звено» уже полностью устарело. Во-первых, эволюция – это не линейная цепочка, а скорее куст. Во-вторых, всегда будут отсутствовать какие-то промежуточные формы просто потому, что окаменелости – явление довольно редкое и многочисленные виды исчезли, не оставив ни малейшего следа своего существования. Эволюция происходит иногда медленно и постепенно, иногда стремительно, что еще сильнее сокращает вероятность существования окаменелостей некоторых «промежуточных» особей.
Вопрос прогресса
В XIX веке многие натуралисты еще ссылались на «лестницу живых существ», иерархию, в которой животные располагаются от низших к сложноорганизованным, а наверху всегда находится человек. По мере накопления биологических знаний лестница становилась чуть более разветвленной, поскольку оказалось сложно расположить всех животных на одной прямой. Однако сохранялась идея, что природа организована от более простого к более сложному, будь то отражение божественного замысла или результат эволюции.
Первые эволюционисты, в частности Ламарк, сохранили модель разветвленной лестницы и поддерживали тезис, что эволюция всегда тяготеет к усложнению. Для них эволюция была синонимом прогресса, совершенствования животного мира. Отказ от этой догмы стал одним из самых примечательных достижений Дарвина. Для него суть эволюции заключалась в адаптации видов к окружающей среде, что необязательно выражается в возрастании сложности.
Белый медведь эволюционировал из бурого (американского гризли), приспособившись к полярной среде. Значит ли это, что белый медведь «более развит», чем бурый? Белый медведь немного крупнее, лучше плавает и более ловок, что позволяет ему ловить тюленей. Бурый медведь всеяден, то есть более разнообразен в рационе, и лучше ловит лосося. Два вида эволюционировали параллельно, и даже бурый медведь сегодня уже не совсем таков, каким был их общий предок. Сходным образом, является ли обыкновенная стенная ящерица более «эволюционно продвинутой», чем тираннозавр, на основании того, что она эволюционировала дольше почти на 66 миллионов лет? На самом деле адаптация к условиям среды не предполагает никакого «прогресса», а только лучшее выживание и более эффективное размножение в зависимости от изменений условий среды.
«После зрелого размышления я не могу избавиться от убеждения, что у природы нет никакого стремления к прогрессу».
Несмотря на всё это, иногда появляются такие инновации – анатомического или физиологического свойства, – которые открывают новое направление эволюции. Так, яйцо первых рептилий позволило им выйти из водной среды. Но их предкам-амфибиям, при том что они приобрели сухопутные привычки, приходилось возвращаться откладывать яйца в водную среду, в среду своего происхождения. И только 310 миллионов лет назад первые яйца, защищенные скорлупой, позволили некоторым четвероногим обрести независимость от водной среды и открыли перед ними бескрайние просторы.