Дарвиновская революция

Чтобы ответить на него, давайте зададим еще один вопрос, так сказать, подготовительный: «Что заставляет нас говорить о науке как о профессии и об ученых как о профессионалах в наши дни?» Разумеется, определяющим фактором здесь является то, что человек просто не мыслит себя и своей жизни вне науки, университета или государственной службы или, что встречается менее часто, вне бизнеса. Но это еще не все. Считается, что человек, помимо всего прочего, должен обладать и соответствующей квалификацией – по меньшей мере, ученой ступенью или знаниями, полученными в высшем учебном заведении, а также быть членом одного из профессиональных обществ и объединений. К тому же он должен с почтением относиться к науке – неустанно заниматься ею не столько ради хлеба насущного или ради собственного удовольствия, сколько в целях самосовершенствования. Такое отношение к науке проявляется в виде желания проводить исследования, ставить опыты и публиковаться, то есть сообщать в научных журналах об их результатах. Более того, такие публикации должны носить сугубо научный характер. Писать статьи для популярных изданий или журналов вроде Scientific American ни к чему хорошему не приведет: излишняя популяризация сугубо научных знаний воспринимается научным сообществом крайне негативно. В недавних социобиологических дебатах E. O. Уилсона критиковали как раз за то, что в его работах слишком много ссылок на общественные журналы. Ученый же должен публиковаться (во всяком случае, от него этого ожидают) только в научных журналах, тех, которые отражают достижения на переднем крае науки, и свой труд, включая и книги, он должен адресовать своим собратьям по науке, работающим в том же направлении и поступающим точно так же. Быть профессиональным ученым – это не только вопрос отношения к науке как жизненной стезе, но и вопрос отношения к окружающим: кому ученый посвящает себя и свой труд и чье уважение он ценит.

Профессиональный ученый должен обращаться к себе подобным, тем, кто всецело посвящает свои жизнь и интересы науке. А достойным уважения критерием для такого человека считается его приглашение или избрание в руководство профессиональной научной организацией.

Но давайте возвратимся в 1830 год – к избранному нами кругу людей и их интересам. Глядя на них, нельзя сказать со всей определенностью, что мы имеем дело с профессиональными учеными или что наука – их профессия. Считать тех же Ламарка и Кювье профессионалами в современном смысле этого слова гораздо проще, ибо и тот, и другой занимали государственные посты, служившие им поддержкой и опорой в их научной карьере. Но в Британии, и особенно в Англии, как мы видим, не существовало формальной системы для подготовки ученых и обеспечения их работой, хотя вполне уместно будет сказать (поскольку наше повествование не стоит на месте, а идет вперед), что такая система уже начала мало-помалу развиваться.

Возьмем, к примеру, Седжвика. За геологию ему много не платили: он получал скромную профессорскую зарплату (218 фунтов в год) плюс гонорары за лекции (Кларк и Хьюз, 1890, 2:349). Большую часть дохода и денежных поступлений давали колледж и церковь. Однако он преподавал геологию, помогал развивать геологию как научную дисциплину, популяризируя ее через общества и объединения, страстно увлекался ею, защищал от критики и нападок, публиковался в журналах геологической направленности, предназначая свои статьи для коллег-геологов, и, что самое важное, пользовался репутацией ведущего геолога страны. Все это вместе взятое позволяет, безусловно, считать Седжвика профессиональным геологом. Если термином, противоположным профессионалу, считать слово «любитель», то любителем он точно не был.