Давай любить друг друга

– Лоан, Лоан, Лоан, – вздыхаю я, – ты безнадежен. И ты говоришь сам с собой.

Я беру с журнального столика телефон и отправляю Виолетте сообщение. Нам нужно помириться, и побыстрее.

Я: Ты спишь?..

Виолетта: Нет.

Я: Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста… Выйди ко мне…

Ей снова требуется несколько минут, чтобы написать ответ. Надеюсь, она не думает, что я зову ее для секса – это не так. Я просто хочу ее вернуть.

Виолетта: Я не вылезу из постели, Лоан.

Я: Тогда можно я приду?

Виолетта: Нет.

Я обеспокоенно закусываю губу. Ну почему мы, мужики, такие тупые?

Я: Почему?

Виолетта: Ты сам сказал. Пожалуй, мне стоит задуматься о том, чтобы перестать с тобой спать.

Ай молодец, Лоан. Ты придурок высшего класса.

Так вот до чего мы теперь дошли? Я убираю телефон и снова смотрю в потолок. Наша дружба становится все тяжелее и тяжелее. Я не знаю, в каком направлении мы движемся, я знаю лишь, что в какой-то момент я просто в одночасье очнулся… и влюбился в свою лучшую подругу.

Вот она, правда: мне страшно любить Виолетту по той простой причине, что я боюсь отпустить Люси. Кому-то это покажется смешным, но для меня это очень естественно. Люси – это моя молодость, мое прошлое, четыре трудных года моей жизни. Все это сложно отпустить, тем более что у нас не было настоящего разрыва. Я без устали спрашиваю себя, что было бы, если бы я боролся за нее. Возможно, мы бы снова сошлись. А может, и нет.

Я раздраженно рычу и поднимаюсь, надевая спортивный костюм и кроссовки. Схватив ключи и айпод, я выхожу из квартиры. Оказавшись внизу, в кромешной ночи, я натягиваю на голову капюшон. Льет как из ведра. Это напоминает мне тот вечер, когда мы с Виолеттой решили поужинать в городе, на барже. На обратном пути шел сильный дождь. Я уже начал доставать зонтик, как увидел, как она кружится под этим ливнем, и это выглядело так естественно, будто ей была подвластна сама стихия. Я тогда убрал зонт, не отрывая от нее глаз, завороженный ее порывом, и позволил дождю намочить, выпрямляя, мои волосы, пока я смотрел, как она танцует и смеется. Никогда еще мне так не хотелось быть на улице во время ливня, как тогда.

Я достаю из кармана айпод и бегу. В голове путаются мысли.

Плей-лист Вио (потому что у Лоана дерьмовый вкус).

Я позволяю себе легко усмехнуться, представляя, как она переименовывала этот плей-лист, и нажимаю на него. А затем расслабляюсь… на время пробежки.

22. Наши дни Виолетта

Утром в воскресенье я просыпаюсь в плохом настроении, и это меня нисколько не удивляет. Все остальные, похоже, еще спят, поэтому из комнаты я выхожу максимально тихо. На диване лежит Лоан, одеяло прикрывает лишь его бедра. Он не спит.

Я игнорирую его взгляд и как ни в чем не бывало иду на кухню, по-прежнему разочарованная его поведением. Понимаю, что из меня так себе пример, но у меня все равно есть право на него злиться. Черт возьми, я была на грани того, чтобы раскрыть ему душу! Никогда еще не чувствовала такого унижения.

Я достаю масло и джем, чувствуя, как он следит за каждым моим движением. Я продолжаю заниматься своими делами, когда слышу, как он встает. Лоан подходит ко мне, накинув на плечи одеяло, и обнимает меня со спины, накрывая собой. Его теплый живот прижимается ко мне, а лицо прячется в ложбинке на шее.

Я пытаюсь отстраниться, но слышу, как он, касаясь моей кожи, шепчет, прижимая меня к себе еще сильнее:

– Прости меня.

Я не могу оттолкнуть его, это выше моих сил. Я ничего не отвечаю: хотелось бы мне еще денек подуться. Лоану достаточно и этого. Замерев, он еще глубже утыкается мне в шею. Вопреки воле по моему телу пробегают мурашки. Я не двигаюсь, не сопротивляюсь, но не обнимаю и не целую его в ответ. Лоан, не растерявшись, целует меня в затылок, в шею, в щеку. Я не открываю глаз. Я полностью в его власти, и это меня убивает.

– Надеюсь, этот звонок того стоил.

– Мы совсем немного поговорили. Она спросила, как у меня дела, я ответил. Точка.

Какая-то часть меня рада, что они недолго общались. Лоан не ждет ответа: он знает, что не получит его.

Внезапно я поворачиваюсь к нему, и мы оказываемся так близко друг к другу, что кончики наших носов касаются. Он кажется удивленным, но ничего не говорит. Мой взгляд падает на свет, переливающийся на мышцах его груди. Потом я опускаю глаза на его татуировку «warrior».

Мой бесстрашный воин.

– Как это случилось? – спрашиваю я прямо.

Его глаза застилает пелена, и он так сильно сжимает челюсти, что под кожей перекатываются желваки. Он знает, о чем я, пусть даже сейчас мне и не видно его ожог.

– Давай не сегодня, – отвечает он.

– Если ты расскажешь это, быть может, я перестану дуться, – без зазрения совести манипулирую я.