Давай начнем все с начала (ЛП)

Он прекрасно понимает, что прежний он был бы в ужасе от произошедших с ним метаморфоз. Он назвал бы себя «влюбленной школьницей» или «несносным занудой», а потом бы попробовал затащить на пару-тройку оргий.

Но он и вправду влюблен и готов быть занудой, если она будет рядом с ним – всегда.

− Прекрати на меня пялиться, − велит она, издавая полустон, полусмешок.

Он вспоминает, что она сказала после свадьбы, когда он посмеивался над тем, как она не отрываясь смотрела на кольцо, словно опасаясь, что оно уползет с ее пальца.

− Не могу, − весело отзывается он, − потому что ты прекрасна… и ты наконец моя, − он опускает взгляд на ее живот, слегка выпирающий из-под белого хлопкового платья, − вы оба – ты и ребенок.

«Семья», − думает он с болью в сердце.

Выражение лица Хлои смягчается, все признаки дискомфорта исчезают без следа.

− Иди сюда, − просит она, вытягивая руки в его сторону и делая хватательные движения. Он встает и, подойдя, садится рядом с ней, после чего обнимает за плечи и привлекает к себе.

Она кладет голову ему на плечо, закрывая глаза.

− Ребенок такой же гиперактивный, как и ты, − сухо замечает она, − не перестает пинаться весь день.

Он широко улыбается и целует ее в макушку.

− Можно?.. – Он немного неловко держит руку у нее над животом.

− Это твой ребенок, Люцифер, − смеется она. – Ты меня в это втянул, так что, конечно, можно.

Он кладет руку на выпуклость ее живота, едва не убирая ее от удивления, когда ребенок принимается пинаться. Это сильные удары, заставляющие его раздуваться от гордости.

− Она узнает своего папочку, − нежно воркует Хлоя.

− Ты меня впервые так назвала, − хмыкает он, а потом многозначительно понижает голос: − Ну, не впервые…

Хлоя закатывает глаза и пихает его локтем в бок.

− Веди себя прилично.

Непростое требование, но он попробует.

− Ты сказала «она», − внезапно осознает он, несколько сбитый с толку, ведь они приняли решение не выяснять пол до рождения.

Хлоя пожимает плечами.

− Я просто знаю, что это девочка, и знаю, что она узнает своего папочку, − уверенно повторяет она и нежно касается его щеки. – Она всегда будет узнавать своего папочку.

Он выгибает губы в улыбке, а потом поворачивает голову и оставляет поцелуй на ее ладони.

− Ну, не знаю… а по мне так это мальчик, − дразнит он, − сын, который унаследует мою потрясающую внешность. Разве это не стало бы благодеянием для человечества?

− Двое Люциферов? – уточняет она, выгнув бровь. – Это будет нечто, вот уж точно. Вот только не знаю, производит ли «Прада» одежду для малышей.

Он тоже не знает, но определенно намерен это выяснить.

Она опускает глаза, бормочет что-то вроде «так мило» и достает из сумочки телефон. Подняв его, она делает снимок его руки, покоящейся у нее на животе.

Он улыбается, когда ребенок снова пинается, чувствуя его «вероятно, ее, если Хлоя права» движения, ладонью.

И внезапно его охватывает приступ сильнейшей паники.

− Какого дьявола я вообще знаю о том, как быть отцом? – тихо спрашивает он. – Я все испорчу.

− Вовсе нет, − строго возражает она. – Ты ничего не знал и о том, как быть мужем, однако отлично справляешься с этой ролью.

«И то правда», − думает он, хотя моногамия определенно была для него чем-то неизведанным. Но это… это совсем другое.

Он примирился со своим отцом и верит, что тот по-своему любит его, своим собственным неисповедимым образом, но это не стирает из его памяти тысячелетия боли − не отменяет того факта, что всю свою жизнь он чувствовал себя отверженным, считая себя монстром, недостойным любви. Год за одиноким годом он был неспособен облечь тупую боль, что неотступно преследовала его, в слова.

− Я не знаю, что делать, − беспомощно признается он, не отрывая взгляда от покоящейся у нее на животе ладони.

Она накрывает ее своей и слегка сжимает.

− Все, что в твоих силах – это все, что ты можешь сделать. И этого всегда будет достаточно – тебя всегда будет достаточно.

Он целует ее, потрясенный ее неизбывной верой в него. Она помогает ему чувствовать себя достойным и любимым, так что он буквально встает перед ней на колени в благодарность, опускаясь на пол и раздвигая ее ноги, чтобы оказаться ближе к ней. Затем он кладет руки ей на живот и оставляет исполненный благоговения поцелуй на том месте, где развивается их ребенок.

− Ты будешь отличным отцом, − шепчет она, и он снова целует округлость ее живота.

− Только потому что ты будешь рядом, чтобы направлять меня.

Рори долго всматривается в снимок, но в какой-то момент не выдерживает и отводит глаза.

Она представляет, что он был полон надежд, готовясь вырастить ее вместе с направляющей его женой. Ей становится невыносимо грустно от мысли о том, что у них было всего четыре года, и от того, что, хотя лицо матери постоянно присутствует где-то на задворках ее сознания, она не в состоянии воспроизвести его в памяти.

Она думает о носящем лицо ее отца незнакомце, которого встретила вчера в пентхаусе, и преисполняется решимости.

Она вернет свою маму – и он не встанет у нее на пути.

***

Люцифер стонет, зажмуриваясь, и раздраженно отмахивается от Мэйз.