Давай начнем все с начала (ЛП)

− Убирайся, − ворчит он, снова утыкаясь лицом в подушку. Он не знает, сколько выпил прошлой ночью, но этого оказалось достаточно, чтобы у него, неуязвимого Дьявола, возникло сильнейшее похмелье.

− Я не буду заниматься с тобой сексом, Мэйзикин, − бормочет он, − прости, но этот поезд уже ушел.

Сквозь застилавший его разум туман до него как будто доносится исполненное отвращения фырканье Мэйз, только вот… это вовсе не голос Мэйз.

− Вы с тетей Мэйз? – говорит ужасная малявка, что зовет себя его дочерью. − Гадость.

Люцифер приоткрывает один глаз, вздрагивая от головной боли, и видит, что она нависает над ним.

− Мне определенно надо встроить замок в лифт, − бормочет он.

− Ага, − она довольно бесцеремонно скидывает с него одеяла и буквально выпихивает из кровати, − а пока что вставай.

Возмущенно фыркнув, Люцифер хватает красный шелковый халат и поспешно набрасывает его. Он немного резко затягивает пояс и направляется прямиком к бару, где наливает себе виски и достает второй стакан, потому что, хотя она его ужасно раздражает, он всегда старается вести себя как гостеприимный хозяин.

Он наливает ей виски и удивленно выгибает бровь при виде ее недовольного выражения.

− Больше по водке, да? – спрашивает он, берясь за соответствующую бутылку. – Уверена, что ты не отродье моего братца-дегенерата?

Рори забирает у него бутылку и ставит на место.

− Нет, я больше по мне всего шестнадцать.

− О, − бросает он, − прости, никогда не разбирался в правилах разных обществ применительно к алкоголю. В любом случае, чего тебе надо?

Не самое радушное приветствие, вынужден признать он, но это она перевернула его мир с ног на голову. Верх превратился в низ, черное – в белое, а совершенно холостой и счастливый быть таковым Дьявол оказался отцом одного из этих плаксивых подростков.

В этом просто нет смысла.

− Мне надо, чтобы ты вытащил голову из задницы, − без обиняков заявляет она. – Мама пришла в себя довольно быстро вчера вечером, и мне бы хотелось, чтобы ты сделал то же самое, чтобы мы могли, действуя сообща, изменить будущее.

Он растерянно моргает, находя обращение к Детективу, как к маме, весьма тревожным, если оно исходит не от семилетки с почти наркотической зависимостью от шоколада.

А тот факт, что она стала мамой в очередной раз, потому что он ее оплодотворил? Слово «тревожная» даже близко не описывает эту ситуацию.

− Слушай, извини, но ты не можешь быть моей дочерью, − он опускает стакан, слишком напряженный, чтобы пить, − просто не можешь.

Рори раздраженно закатывает глаза.

− Это так скучно, − протяжно жалуется она, эффективно затыкая его, потому что то, как она это произносит… это как слышать самого себя. – Слушай, если бы я не была твоей дочерью, если бы не была ангелом, могла бы я сделать вот это?

Поведя плечами, она со щелчком выпускает ярко-красные крылья. Люцифер сглатывает и подходит ближе, чтобы внимательнее их рассмотреть. Его плечи чешутся, словно напоминая об отсутствии его собственных крыльев, канувших в лету с агонизирующим стоном, когда он упал на колени в песок.

− Это?..

− Лезвия? − Девчонка пожимает плечами, небрежным жестом проводя по заостренному перу, словно часть тела, состоящая из ножей – это совершенно нормально. − Довольно крутые, да? Они появились во время полового созревания – часть взросления вместе с прыщами, лобковыми волосами и крыльями, как сказал папа. Поначалу крылья были обычными, но потом эти лезвия выросли по мере того, как росла я, слушая крутые истории папы о рае, и аде, и их совместной с мамой работе. Я хотела быть такой же сильной, как он – как они.

Люцифер нахмуривается. У него кружится голова от всего этого потока информации, что обрушился на него. От его внимания не ускользает то, что, если он и вправду ее отец, она его таковым не считает. Она говорит так, словно они два разных человека – Люцифер из прошлого и Люцифер из будущего – и в данный момент только один из них ее отец.

Это не должно его беспокоить.

Однако же по какой-то невероятной причине… беспокоит.

− Но ангелы не могут размножаться, − слабо настаивает он.

− Ну, а ты смог, − пожимает плечами она. – Не знаю, вправе ли я объяснить тебе, в чем тут дело, потому что понятия не имею, что тебе известно в этом времени, но это связано с самореализацией и уязвимостью. Ты это сам выяснишь.

Он растерянно моргает, совершенно сбитый с толку. Логика и рациональность подсказывают ему одно, тогда как необъяснимое стеснение в груди – совсем другое. Ангелы не могут размножаться, однако же перед ним стоит молодой ангел, которого он никогда прежде не видел и который явно не является его сестрой.

Упоминание ею уязвимости заставляет его задуматься о другой теории, которую он старательно избегает. С тех пор, как Детектив коснулась его шрамов, напоминая о страдании длиною в жизнь, он ощутил в себе изменения. Он начал что-то чувствовать – причем так много и в столь короткий срок, что порой просто задыхается от переизбытка эмоций. Он так долго не ощущал ничего – целые столетия пустого небытия – что внезапный наплыв чувств ошеломляют его.