– Пока не нашли. Тут, – он обводит взглядом закрытый пляж, – зацепок не то чтобы много.
– Не беспокойтесь! – весело прерывает его Люцифер, наклоняясь над Детективом, которая также присела на корточки рядом с телом. – Вы все равно лучший, Джон. Мы по вам будем скучать.
Джон уходит на пенсию, и, в отличие от многих ужасных людей, которых Люциферу довелось повстречать, его он не ненавидит и сильно сомневается, что полиция найдет криминалиста, способного его заменить.
– Спасибо, Люцифер, – улыбается Джон, позабавленный его словами, и вновь переключает внимание на тело. – Что думаете о его наряде, детектив?
На теле, распухшем и насквозь промокшем, виднеются остатки костюма Санты. Детектив уже собирается ответить, но Люцифер ее прерывает.
– Возможно, он просто пытался донести немного рождественского настроения – ума не приложу, почему из дня рождения этого невыносимого зануды сделали праздник – до обитателей подводного мира. Получились Санта Челюсти!
Глаз Хлои подергивается.
– Хотел устроить старое доброе крабнование? – снова пробует зубоскалить он. – Произвести убийственное впечатление на кита-убийцу? Нет?
Джон смеется, но не Детектив, которая снова поправляет пиджак. Может, дело в нем или в жаре, но что-то ее раздражает, так что она его снимает. Затем она собирает волосы и откидывает их с затылка, чтобы немного остыть.
Она продолжает смотреть на тело с каким-то тревожным выражением на лице, а взгляд Люцифера упирается в обнажившийся участок кожи у нее на шее. Ей явно жарко и неуютно – это очевидно по тому, как она отдувается, и по стекающим по ее загорелой коже ручейкам пота, – но не это привлекает его внимание.
А привлекает его внимание… розовый засос, расцветающий под ее кожей.
Он нахмуривается, недоумевающе склонив голову набок, а потом наклоняется вперед, сцепляя руки за спиной, чтобы получше рассмотреть. Ему даже не приходится спрашивать: он понимает все по тому, как Детектив напрягается и шире распахивает глаза. Кашлянув, она быстро встает и закрывает шею волосами.
Он прищуривается и вновь откидывает их ей за плечо, присматриваясь к обнаженной коже. Детектив вздрагивает и вздыхает со смиренным выражением на лице.
Какое-то время они просто смотрят друг на друга. Она чуть раздвигает губы, тогда как он мрачно поджимает свои.
Когда подоплека сделанного им открытия становится более чем очевидной, обстановка резко накаляется, и весь воздух вокруг них словно бы оказывается выкачанным. Ему нужно убраться оттуда, пока он не задохнулся в этой душной атмосфере.
– Ладно, – бормочет он и, поправив манжеты, прочищает горло, – я понял.
С этими словами он резко разворачивается и направляется прочь.
Уходя, он слышит, как она бормочет извинения Джону и остальным, но сосредотачивает все свое внимание на прохладном океанском бризе, отчаянно желая, чтобы звук разбивавшихся о берег волн заглушил ее голос.
Это не срабатывает.
– Люцифер, пожалуйста, – она практически бежит следом, делая два шага на один его, – пожалуйста, просто выслушай меня. Позволь объяснить.
– Нечего объяснять, Детектив, – отрывисто обрывает ее он, подняв руку.
Он не хочет слышать этого – просто не может. Он предпочтет вернуться в ад или снова пасть, чем услышать, что ей его недостаточно. Что даже другая версия его лучше – более достойная. Он не желает знать, что она все же выбрала Люцифера Морнингстара – но она не выбрала его.
Ей буквально приходится бежать, зарываясь ботинками в песок, чтобы обогнать его. Она упирается руками ему в грудь с раздраженным фырканьем, и он позволяет ей себя остановить.
Сглотнув и стиснув челюсти, он переводит на нее выжидательный взгляд и выгибает бровь. Она неловко переминается с ноги на ногу.
В конце концов он решает спросить напрямик:
– Ты с ним спала?
– Нет, – быстро отвечает она, но его облегчение быстро испаряется, стоит ей добавить: – Мы целовались и… кое-что еще делали… но нет.
Он не уточняет, что означает «кое-что еще», потому что уже чувствует подступающую к горлу тошноту и пытается обойти ее, чтобы по привычке сбежать от неудобной ситуации.
– Прекрати избегать проблему, – говорит она, словно прочитав его мысли, и вновь упирается руками ему в грудь. – Поговори со мной, пожалуйста.
Он фыркает и одергивает полы пиджака.
– О чем тут говорить? – прямо спрашивает он. – Эта мерзость у тебя на шее говорит красноречивее любых слов. Ну в самом деле, нам что, по шестнадцать?
Ему самому тошно от того, какой горечью пропитан его голос, как он сочится ревностью.
– Я… – судя по быстро сменяющимся эмоциям на ее лице, она и сама не знает, что сказать, и в конце концов произносит лишь: – я сожалею.
– Вот как?
– Сожалею, если причинила тебе боль.
Ее пояснение вызывает у него вспышку ослепительного гнева, грозящего в любой момент вырваться наружу.
– Разве я не был тебе нужен? – напоминает он о ее собственной вспышке гнева в участке, выплевывая ее же слова с издевательскими нотками в голосе.