Давай не будем, мама!

Я понимаю состояние Алены – мне кажется, что понимаю. Сама я ощущаю себя еще гаже, но держусь. Точнее, держу лицо. В течение дня. Улыбаюсь на автопилоте, делаю привычные дела, говорю что-то, слушаю радио на кухне, разговариваю с Аркашей по телефону. Чтобы потом, ночью, укрыться с головой одеялом и дать волю слезам.

И Серегу мне тоже жаль – он явно не ожидал такой реакции от своей любимицы.

Сегодня, в очередной раз остро ощущая свою вину, он принес мне карточку и сказал:

– Тут деньги, приличная сумма. Хотел открыть карту на имя Алены, но она отказывается – «Мне от тебя ничего не нужно, говорит», – губы его болезненно скривились.

– Ей отец нужен, – заметила я. – Но она думает, что скоро лишится тебя.

– Да я объяснял ей уже… В общем, тут деньги. Люб, распорядись как надо. Ты же всегда умела деньгами распоряжаться. Купи там себе, девочкам… Может, машину купишь – на дачу ездить будешь. Сама… – растерянно закончил он и, не дожидаясь моего ответа, поспешно вышел.

Боится. Боится решающего разговора. А он будет, этот разговор. Надо определиться с датой. С датой развода. Я не тороплю его, сам он тоже не горит желанием. Но дальше так продолжаться не может. Мы живем вместе, но уже не являемся семьей – и всем от этого плохо.

Пора ставить точку, Люба, пора отпустить…

Интересно, сколько здесь? Если подумать, мне и в самом деле нужна будет машина. Вот только… Я уже давно не садилась за руль и наверняка подрастеряла все навыки. Боюсь, мне снова придется начинать с азов. Может быть, нанять инструктора по вождению?

А это идея. Хоть какое-то занятие, которое отвлечет меня от тоскливых мыслей. Да и маму надо будет возить по врачам.

С другой стороны, как я буду содержать этот автомобиль? Работы у меня по-прежнему нет. Работодатели не спешат связываться с дамой без опыта работы и полным отсутствием трудового стажа. А больше я ничего не умею. Ну, разве что готовить, вести дом и ругать детей за грязню посуду. Вот это у меня очень хорошо получается!

Аркаша, который должен был забирать маму из больницы, позвонил ближе к четырем и взволнованно сообщил:

– Любань, запара такая, шеф не отпускает, прости! Сможешь маму забрать сама? Мы с Софийкой вечерком к вам заглянем, идет?!

Чертыхаясь, я принялась вызывать такси – время уже поджимало.

Кое-как причесанная, наспех одетая, я выскочила из подъезда и уселась в машину, отчего-то показавшуюся смутно знакомой.

– Давайте быстрее, я опаздываю! – велела я водителю. – И закройте окна – дует!

– А то что?! Опять картошкой кидаться будете? – донесся до меня знакомый голос. Через плечо мне ухмылялся мой печально известный таксист.

– Вы что, преследуете меня? – раздраженно сказала я, доставая мобильный. – Как отменить заказ, я с вами не поеду!

– А чего так? – осклабился водитель, закрывая окна. – Вы вызвали такси, я приехал. Я всего лишь делаю свою работу. Отменить заказ, конечно, можно, только вот какая штука – денежки у вас все равно спишутся, да и рейтинг клиентский упадет. В следующий раз захотите такси вызвать – да не смож…

– Я поняла, поняла! – вздохнула, кидая взгляд на часы. – Только я действительно опаздываю. Мы долго будем еще тут стоять?

– Люблю дам с характером! – весело подмигнул мне в зеркало водитель, заводя машину. – У меня вот бывшая жена…

– Меня подробности вашей биографии не интересуют, таксист Сережа, – отрезала я, демонстративно доставая из сумки наушники и затыкая ими уши. – Езжайте молча, если не хотите уронить свой водительский рейтинг! Ставить двоечки с единицами умеете не только вы.

Уши Сергея – я успела заметить это – слегка порозовели. Он включил радио, и остаток пути мы провели в молчании, слушая давно забытые песни девяностых.

Под бодрое «Он уехал прочь на ночной электричке» мы домчали до больницы.

– Спасибо, вы не могли бы подождать здесь? – попросила я, выходя из машины. – Сейчас только маму заберу. Я просто такси сама вызывать не умею, мне дочь вызывала.

– Настало время офигительных историй, – протянул Сергей. Вот и прилетела мне «ответочка». – Думаете, мне подробности вашей биографии интересны?! Ладно, жду пятнадцать минут, потом уезжаю…

Кипя от негодования, я влетела в холл больницы – и очень вовремя. По лестнице, придерживаемая врачами с обеих сторон, осторожно спускалась мама.

Я смотрела на нее во все глаза. Господи, кто это?! Я не знаю эту женщину с пустым, застывшим взглядом.

– Что с ней? – испуганно спросила я у врача.

Тот, поспешно отводя взгляд, принялся бормотать что-то об адаптации и перечислять препараты, названия большинства которых заканчивалось на «ол».

– Ну, в общем, дома она придет в себя! – добавил он, вручая мне безвольную руку мамы. – Всего доброго! Здоровья вам!

Я осталась стоять в холле, держа безжизненные руки мамы в своих.

– Мама… Мамочка, ты меня узнаешь? – осторожно спросила я, заглядывая ей в глаза. – Я твоя дочь, Люба.

Мама скользнула по мне равнодушным взглядом и… ничего не ответила. Лишь плотнее сжала губы и отвела глаза.

Боже мой, неужели она теперь будет такой всегда?!