Давай переживем. Жизнь психолога-спасателя за красно-белой лентой

Мне пришлось дважды выезжать на трагические случаи с погибшими детьми. Оба случая – это пожары. В обоих случаях родители оставили ночью детей дома и закрыли их там, уйдя по своим делам. После этих случаев мы за свой счет оплачивали услуги психолога со стороны – такая потребность была у каждого из тех, кто выезжал тогда на эти происшествия.

Первый пожар. Погибли три ребенка. Мы едем туда: два психолога и водитель. Мой напарник – опытный психолог Екатерина Аркадьевна Бабкина. Уже темно – зимой темнеет рано. Ехать нам недалеко, примерно через час будем уже на месте. Пока едем к месту назначения, раздается немыслимое количество звонков – опять звонят все. Следуем сквозь темноту по навигатору, вроде уже въехали в нужный населенный пункт, но улицу найти никак не можем, а прохожих нет и спросить, следовательно, не у кого.

На дороге видим две фигуры, подъезжаем к ним спрашиваем:

– Здравствуйте, а где улица …?

– Улица …? – переспрашивает фигура, долго думает и потом отвечает: – Надо у Сани спросить, он точно знает! – потом фигура что есть силы кричит: – Сань! Сань! – это она обращается к далеко впереди идущей фигуре, наверное, имя фигуры Сань. Местный китаец, что ли?

Мы едем дальше по дороге и подъезжаем к фигуре Сань. Водитель Роман опускает стекло и вежливо обращается:

– Добрый вечер, Александр, как нам проехать?.. – я смотрю на Сань в этот момент и вижу, как он испуганно глядит на нас после фразы «Добрый вечер, Александр». Мне кажется, что перед его глазами пробежала если не вся жизнь, то большая ее часть. Можно смоделировать ситуацию и тогда понять Сань: ты идешь ночью по пустой дороге, вдруг с включенной «мигалкой» подъезжает машина и оттуда к тебе обращаются по имени.

Александр, понимая, что мы приехали не за ним, объясняет нам, как проехать до нужного адреса. Через десять минут мы на месте, отзваниваемся руководству.

Дом частично сгорел. Тела погибших детей уже увезли в морг. Нам сообщают, что мать погибших находится у соседей, и я иду туда.

Из приоткрытой деревянной перекошенной калитки выбегает маленькая собака и начинает звонко лаять, после чего выходит хозяин, шатаясь от усталости.

– У вас собака выбежала на улицу, – говорю я мужчине.

– Это у вас собака выбежала, а у меня она вышла, – недовольно поправляет меня хозяин собаки, когда я прохожу во двор.

На пороге дома меня встречает огромный пьяный мужчина, он стоит, раскачиваясь из стороны в сторону, и смотрит куда-то мимо меня. Мужчина медленно говорит мне, что он полковник, а потом добавляет, очевидно, дежурную фразу: «Отец, давай бахнем?» Я благодарю его за предложение, но отказываюсь, ссылаясь на то, что нахожусь на работе.

Пока я беседую с матерью погибших, моя коллега Екатерина, с кем-то созвонившись, нашла временное жилье для женщины и какую-то организацию, которая готова обеспечить ее одеждой – все вещи сгорели.

Мать погибших детей разместили в общежитии. Мы здесь же, дежурим буквально рядом с ней. Я обращаю внимание, что в этом населенном пункте за все время нашего пребывания я не встретил ни одного трезвого человека. Даже на входе в продуктовый магазин мимо меня проходит мужчина и тянет за собой облако свежего перегара.

Спим мы по очереди, по два часа: кто-то один из нас должен постоянно следить за пострадавшей женщиной, чтоб она ничего не сделала с собой, хотя ее «обкололи» врачи и она вроде бы спит.

Утром едем в морг. Заходим к патологоанатому – девушка с яркими фиолетовыми тенями вокруг глаз. Как и положено, перед процедурой опознания мы сами должны посмотреть на тела, можно ли предъявлять их в таком виде. Здесь я поясню. Например, погиб человек, тело его частично разрушено – отсутствует рука или нога. И для того, чтобы не травмировать дополнительно и без того уже травмированного родственника этого погибшего человека, целесообразно прикрыть чем-то ту часть тела, где отсутствует конечность. Это все заранее обговаривается с сотрудниками морга.

Заходим в помещение, где лежат тела детей. Двое – как куклы, один – в черном мешке: нам поясняют, что этот ребенок сильно обгорел. Это, конечно, страшно. Но я стараюсь не думать об этом, если начнешь думать – «поплывешь». Есть такой термин у профессионалов. «Поплыть» – включиться эмоционально в ситуацию и отреагировать.

В морге характерный специфический запах, его ни с чем не перепутаешь и никогда, наверное, не забудешь. Я стараюсь делать вдох, поворачиваясь к приоткрытой двери, которая ведет во внутренний двор.

Смотрю на тела погибших детей. Смотрю внимательно и не знаю, сколько я так стою, пока не ощущаю, как коллега Екатерина дергает меня за рукав. Начал думать, глядя на эту картину, а думать в такой ситуации не получается.