Давай попробуем просто жить

Я не делал этого ни разу, ни с кем. От мысли, что я ласкаю его член, у меня почти сносит крышу. Тянусь к его лицу, он жадно целует, проникает языком и стонет мне в рот, когда я сильнее сжимаю его внизу.

- Северус, я… я не знаю, как. Как правильно. Чтобы тебе было приятно.

- Просто ласкай его. Что угодно. Пожалуйста… О боже, Гарри… - низкий, с бархатной хрипотцой стон. - Да, вот так…

Я провожу рукой, а затем спускаюсь ниже и касаюсь мошонки. Он закусывает губу, шея выгибается, руки гладят мои плечи.

Наверное, я делаю всё не совсем так, как надо, но я не думаю сейчас об этом, я думаю только о нём.

Но, похоже, ему нравится, хоть я и неопытен. Он притягивает меня к себе и целует, целует как сумасшедший, и стискивает ягодицы, и гладит их так, что я ощущаю нарастающее напряжение внизу, и спустя минуту уже отчаянно трусь о его ногу.

- Мальчик мой, да, так…

Хриплый стон, пальцы сжали моё бедро.

Я чувствую, что готов взорваться. Мееерлин!

Я кончаю почти сразу после него - от мысли, что он только что кончил мне в руку. От ощущения тёплой влаги, от того, что в этот самый момент он судорожно прижимает своё бедро к моему члену. От протяжного хриплого «Гарриии».

Мне снова хочется уткнуться носом ему в шею, и глаза почему-то влажные.

Он обнимает меня. Он что-то говорит, но я уже не слышу - удовлетворённо вздохнув, я проваливаюсь в сон.

Напоследок, на самом кончике не-сна я успеваю уловить:

- Я так давно хотел тебя. Вечность.

Но, наверное, это уже всё-таки мой сон.

Глава 15. Что со всеми нами происходит?

Я просыпаюсь посреди ночи от ощущения теплого дыхания на своём плече. Приоткрываю глаза - он спит, уткнувшись в меня носом и обхватив рукой поперёк груди, как свою собственность.

Вообще-то предполагается, что герои магического мира, как правило, не спят вот так - свернувшись клубочком и сопя в чьё-то плечо. Но он - именно так.

Как странно. Я не привык, чтобы вообще было какое-нибудь дыхание рядом со мной, в моей постели. Я всегда сплю один. И я никогда не был чьим-то собственным. И всегда полагал, что это крайне неудобно и некомфортно - делить с кем-то даже просто свой ужин, а не то что постель. Прислушиваюсь к ощущениям, потом осторожно поворачиваю голову, чтобы рассмотреть его. Мне нравится.

Волосы его, совсем растрепавшиеся во сне, хотя куда уж больше, смуглое плечо поверх одеяла, колено, прислонившееся к моему бедру. Провожу ладонью по его макушке, зарываюсь пальцами.

Мерлин, дай мне сил не накинуться на него - такого сонного и мягкого - и оттрахать прямо сейчас. Сжимаю зубы, вздыхаю и до тех пор, пока снова не проваливаюсь в сон, думаю о котлах, флобберчервях и экстракте из слюны рогатой лягушки.

* * *

За окном глубокая ночь и почти весенний дождь о чём-то тихо шепчется сам с собой.

Его пальцы перебирают мои волосы - еле заметно, но я чувствую. А ещё его губы близко-близко - по виску скользит его дыхание. Замираю, чтобы не спугнуть это ощущение.

Сказал бы мне кто-нибудь лет пять назад, что профессор Снейп будет тихо дышать мне в висок, ерошить мои волосы, накрывать ладонью моё бедро, спать со мной в одной постели - я бы решил, что мой собеседник не долечился в Мунго. Снейп не может быть таким, просто - не может. Он должен быть жёстким и колючим, и едким как соль. А если начать вспоминать, каким жутким типом он был в Хогвартсе… Неужели он сейчас стал таким из-за меня? Так бывает? Или просто я чего-то раньше не замечал?

Я боюсь шевельнуться и боюсь расплескать то, чем я наполнен сейчас.

* * *

- Гарри, вставай.

Так странно - просыпаться от того, что твоё имя шепчут тебе прямо в ухо, касаясь его губами и почти целуя. Вот теперь точно целуя - мочка прихвачена языком, он скользит по раковине, затем отрывается от меня, чтобы снова прошептать: - Просыпайся, иначе опоздаем.

Куда опоздаем? Зачем вообще необходимо вставать, когда тебя так целуют? Не хочу.

Не открывая глаз, ищу снова эти губы, прижимаюсь к ним щекой, трусь об них.

Потом всё-таки чуточку открываю веки, поворачиваю голову - он смотрит на меня и усмехается:

- Вставай, соня.

Приподнимается на локте и нависает надо мной. Невозможные чёрные глаза всматриваются в моё лицо. У меня сразу мурашки. Обхватываю его обеими руками за шею и притягиваю к себе:

- Мы куда-то торопимся?

Он кивает и, наверное, собирается подробно рассказать, куда именно, но я, наконец, ловлю его губы своими. Удерживаю, чтобы не отстранился, и целую - быстро, отчаянно, торопливо - не дай Мерлин, и правда решит вставать. И шепчу:

- Подожди.

Он негромко смеётся, делает плавное движение, ложится на меня сверху и целует. Не так, как я, а неторопливо, медленно, глубоко. Я прекращаю беспокоиться, что он уйдёт, и вообще перестаю думать о чём-либо постороннем. И подаюсь к нему, и отвечаю на поцелуй.

Никогда не знал, как это - долгие утренние поцелуи, неторопливые движения рук, медленные ласки. Весь сон от этого почему-то сразу пропадает. Обнимаю его лопатки, скрещиваю лодыжки поверх его ног - всё, теперь поймал. И тут же, застонав, выгибаю шею, потому что он перестаёт быть сдержанным и впивается в неё.