— Исчезнуть? — понижает голос, чуть подавшись ко мне.
— Ага. Дверь захлопнешь, — и подныриваю ему под руку.
Усталость сделала свое дело: вымотала, стерла напрочь осторожность. Именно поэтому я пропустила момент, когда Мэт вышел из себя.
Инстинкт самосохранения отказал напрочь. Резкий рывок и острая боль, как будто скальп сняли. Жесткие пальцы в волосах. Напротив злые глаза, до краев залитые яростью и похотью. Черт бы тебя побрал, шут проклятый! Выбил из колеи.
Мэт впечатывает спиной в стену.
— Что, зубки решила показать, детка? — почти рычит, накручивая на кулак волосы. Другая держит за горло. Сожми чуть сильнее и все — прощай, Кира. Дура! Сглатываю, предпочитая молчать. Сейчас нужно только это. Быть покорной. Мэт это любит. — Забыла, где я тебе нашел?
Мотаю головой. Разве такое забудешь? До сих пор не сплю без снотворного.
— Не слышу! — рявкает, сдавливая горло. Цепляюсь пальцами в его запястье.
— Я…все…помню… — сиплю, хватая ртом воздух.
— А мне кажется — забыла, — ухмыляется. — Так я сейчас напомню.
Рывок и щеку царапает шершавая стена, а мужская ладонь упирается в мое лицо. Вжикает молния. Пряжка ремня ударяется об пол. Закрываю глаза. Нужно просто перетерпеть. Не девочка уже, справлюсь. Он стягивает с меня пижамные брюки, коленом раздвигает мои ноги. Болезненный шлепок по ягодицам, звоном отзывающийся в висках. Трется головкой члена о совершенно сухую плоть. Рычание смешивается с матом.
На моих губах мелькает усмешка. Что, Мэт, не нравится, когда тебя не хотят? Краем глаза вижу, как он смачивает слюной пальцы, а следом — ведет ними по половым губкам, раскрывая их. Сжимаюсь вся, но получаю новый шлепок.
— Будешь зажиматься, оттрахаю на сухую.
Закусываю губу, ощущая, как он вводит в меня сразу три пальца. Короткая боль обжигает. Я знаю, как справиться с этой болью. Надо просто закрыть глаза. Потому что в голове не он. В голове другие руки, и мужчина совсем другой. Может, все дело в этом? Сработал защитный механизм? А если…
— Он не простит, — выдыхаю, совершенно не надеясь, что Мэт услышит. Но он вдруг замирает. Убирает свою ладонь с моего лица.
— Что ты сказала?
— Изнасилуешь — Клим не простит, — повторяю, ошалевшая от собственной идеи. Все еще распластанная по стене, с его пальцами внутри.
А потом…
Мэт смеется. Искренне, открыто, но меня коробит от этого смеха. И мурашки растекаются по телу.
— Ай да, детка, — подхватывает меня на руки. В нем больше нет ярости — я чувствую. Чертов псих.
В спальне бросает на кровать. Нависает сверху, уже не смеясь.
— Подцепила, значит, — облизывает губы. Большим пальцем гладит по расцарапанной щеке. — Это хорошо.
А я просто пытаюсь дышать нормально.
— Прости, — касается губами скулы. Прикрываю глаза, сдерживая отвращение. — Но ты сама виновата. Не могла сразу все рассказать? Хамить начала. А ты же знаешь, — губы скользят ниже. Языком по пульсирующей жилке. — Как меня злит, когда ты такая.
Киваю.
Отрывается от меня, дышит тяжело. И серые глаза потемнели от желания. Проклятье. Неужели ты не уберешься, Мэт?
— Насколько мне известно, дружок твой укатил, так что расслабься, детка. Насиловать тебя я не буду.
Мой облегченный выдох получается слишком громким. Мэт хмыкает.
— Ты сама будешь меня трахать, — пальцы снова между бедер. Ребром ладони растирает промежность. — Будешь покладистой. А когда Чех вернется, снова ляжешь под него. Если ты уже так его зацепила. Видела бы ты его в тот вечер, — его пальцы обхватывают возбужденный член. Глаза закатываются в предвкушении удовольствия. Чертов извращенец. — Я думал, он тебя трахнет прямо там.
Большой палец надавливает на клитор. Свожу бедра. Я не стану. Нет. Не сегодня.
— Не надо, Мэт, — впервые прошу, когда он втискивается между моих широко раскинутых ног. Сгибает их в коленях, раздвигая еще шире. — Пожалуйста…
— Надо, детка. Я слишком возбужден. Не будем изменять нашей традиции. И всем будет хорошо. Да, сладкая?
А когда я пытаюсь возразить, наклоняется к самому уху.
— Давай, Кира, будь паинькой. Возьми его в свой сладкий ротик. Поласкай его, как ты умеешь. И твой брат доедет до клиники…без неожиданностей.
— Ненавижу, — выдыхаю сквозь зубы, чувствуя горечь на языке. — Как же я тебя ненавижу.
— Да на здоровье, — ухмыляется, нависая над моим лицом. — А сейчас займи свой похотливый ротик делом.
Так легко закрыть глаза и представить широкие ладони, обнимающие лицо. Так легко вдохнуть и позволить терпкой фантазии затопить лёгкие. Наслаждаясь запахом вишни и табака. Так просто обхватить тонкий член, пройтись ладошкой по всей длине, вызывая протяжный стон. Чужой. Распахнуть глаза и увидеть искаженное похотью красивое лицо. Холодное, слишком идеальное. И усмехнуться шальной идее. Сползти чуть ниже и вобрать в рот его тугие яички, набраться смелости и сомкнуть на них зубы. Сжать его член в кулаке.