Давай сыграем в любовь

— Ах ты, сука! — орет Мэт, ловя меня за волосы и пытаясь отодрать от себя. Боль рвет кожу на голове. В глазах — слезы. Но мне плевать. Я сильная, я вытерплю. — Отпусти, тварь, — воет, когда его попытки отлепить меня проваливаются с треском. А я лишь сильнее прикусываю. До первой крови.

И когда Мэт падает на кровать, воя от боли, разжимаю хватку и лёгким движением оказываюсь на полу. Кожа горит, в висках пульсирует адреналин. На губах терпкий привкус крови. Мэт зажимает руками пах, подтягивает к животу колени. И сейчас выглядит таким беспомощным, что я понимаю: не простит. Не боль, нет. А то, что я увидела его вот таким. И вполне вероятно, что именно сейчас я подписала приговор себе и Димке, но…

Срываюсь с места. Расстилаю на столе полотенце, из морозилки достаю лёд, высыпаю на полотенце, заворачиваю и возвращаюсь. Мэт по-прежнему лежит в позе эмбрионе, поскуливая, как побитая собака. Сажусь на край кровати и натыкаюсь на яростный взгляд.

Молча отрываю его руки, мертвой хваткой вцепившиеся в мошонку, и ровно выдыхаю. На мягкой коже краснеет след от моих зубов, а вокруг наливается багрянцем синяк и яйцо чуть припухает. Уголки губ трогает усмешка. Хорошо я его грызнула.

— Дура, ты что натворила? — рычит Мэт, ловя мою усмешку.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — откровенно веселюсь я и прикладываю к пострадавшему месту лёд.

Мэт шипит и буквально испепеляет меня взглядом.

— Ну что, Матюша, впечатлился моими зубками?

— Сука, — выдыхает и тянется, чтобы меня достать, но я вжимаю лёд в его пах, и он падает на спину, матерясь и проклиная меня. — Не боишься? За…брата?

— Боюсь, — признаюсь. — Поэтому я все сделаю в лучшем виде. Буду покладистой, как ты любишь. Но… — вдох, длинный выдох, — но ты больше и пальцем меня не тронешь. Никакого секса, сукин ты сын. У тебя полно шлюх в клубе, вот с ними и развлекайся.

— Храбрая стала? — его голос срывается на шепот. Ему больно, но он больше не показывает слабость. Пожимаю плечами.

— Если ты хочешь, чтобы Клим Чехов клюнул на меня, мы не должны быть любовниками. Он же хищник, сразу почует подвох. Тем более, он уже пометил меня.

Врать легко. Тем более, ему никак не проверить мои слова. А о том, что между нами ничего не было, знаю только я и Клим. И последний вряд ли кому-то признается, что делал три дня с пьяной и возбуждённой женщиной. Вернее, не делал.

— Подержи, — прикладываю его ладонь к полотенцу, а сама снова сбегаю.

На кухне залпом выпиваю стакан воды. Руки дрожат, как у алкоголика. Вот и пришел откат. Надо же. Оказывается, быть храброй не так и просто.

В шкафчике нахожу аптечку, в ней мазь, сделанная по особому рецепту. Кто-то научил когда-то. Хорошо помогает при травмах, подобных моему укусу. Беру баночку. Выдыхаю, упёршись ладонью в стол. Кто научил? Когда? Почему я помню рецепт и не помню, кто мне его дал и когда?

Прикусываю костяшку большого пальца, успокаиваясь. Минута, две, три.

В коридоре натягиваю пижамные штаны, скручиваю косу и только потом возвращаюсь в спальню. Мэт сидит посреди разгромленной постели и с видом мученика, которого ведут на плаху, рассматривает свои боевые раны.

Похоже, со шлюхами я поторопилась. С таким синяком он вряд ли захочет трахаться в ближайшее время. Хотя…это же Мэт. Этому психу все нипочём.

— Любуешься? — перехватывает мой взгляд. Дёргаю плечом и бросаю ему мазь. Ловит налету. — Что это?

— Мазь волшебная. Пару дней помажешь свое хозяйство и будешь как новенький.

— Мать Тереза, блядь, — бормочет. — Не ерепенилась бы и всем хорошо было бы.



— Не могу я, Матвей, — вдруг признаюсь. — Не могу с кем-то после другого.

— Раньше, — шипит и морщится, осторожно втирая мазь в напухшую мошонку. — Раньше могла. Что изменилось?

Раньше…

Да, я могла. Раньше я могла закрыть глаза и ни о чем не думать. Отключить мозг, пока пользуют тело. Мэту нравилось трахать меня сразу после другого. Он же настаивал, чтобы я не мылась после секса с другим. Жадно нюхал и даже вылизывал остатки чужого семени, если таковые были на моем теле.

«Я сам тебя помою», — обещал. И мыл. Языком. А целоваться брезговал. Говорил, что не может целовать рот, в котором побывал чужой член.

Хмыкаю себе под нос. Знал бы он, как сильно ошибался. Очень сильно. Узнай он мою маленькую тайну, убил бы, не задумываясь. И не только меня. Но он не узнает. А через три недели вернётся Клим, и я обязательно придумаю, как выбраться из этого дерьма.

Или я не Кира Леманн.

Глава 8

Похоть. Она повсюду. Я чую ее приторный запах, как гончая — след зверя. Я еще не вошла внутрь, но вожделение намертво прилипает ко мне, как вторая кожа. Стоить сделать шаг — и утону в водовороте страсти и желания.

Главное, не попасться на крючок. На этот вечер у меня другие планы.