Давай убьём друг друга

Родные снова раскричались. Отец пуще всех. Вскочил со стула и свирепствовал, размахивая руками. Кричал, что жизнь положил на то, чтобы выполнять прадедовы маразматические капризы не для того, чтобы потом его оставили в дураках. На него тут же напали родственники со стороны мамы, стали упрекать, что ничего он для клана не сделал, пришел на готовенькое.

В общем, свара вышла безумная и отвратительная.

Нотариус даже не пытался остановить выяснение отношений, как замер сухоньким кузнечиком, так и сидел.

Конец этому положил Валентин Петрович.

— Уважаемые господа! — его хорошо поставленный голос накрыл нас, как колокол. — Нет смысла обсуждать прошлое. Предлагаю решить, что будем делать дальше. Максим Геннадьевич, присядьте, пожалуйста.

Отец и другие родственники последовали приказу— а это был именно приказ, хоть и в безукоризненно вежливой форме.

— Во-первых, мы можем оспорить завещание. Но скажу сразу, что это не так легко, завещание составлено по всей форме, заверено свидетелями и нотариусом, Михаил Ефремович на момент составления находился в здравом уме, а суд обычно выносит решение в пользу последней воли умершего.

Все снова загудели. И снова замолкли, когда Валентин Петрович продолжил.

— Исходя из этого, я считаю, что наиболее разумно действовать согласно завещанию. На данный момент, если я никого не забыл, в семье три незамужних девушки, — взгляд нашего адвоката пробежался по лицам собравшихся и остановился на мне. — Это Яника, — я вздрогнула, — Плана, — теперь вздрогнула и испуганно вытаращила глаза моя двоюродная сестра по матери, толстенькая некрасивая одиннадцатиклассница, — и не присутствующая здесь Виктория.

Глава 4

— Илану? Замуж? — ахнула ее мать и обняла за плечи, привлекая к себе, как будто дочери грозило что-то ужасное. — Моей девочке всего семнадцать!

— Идиотка! — прошипел ее муж, отец «девочки». — Что ты несешь, ее сын получит все!

— Еще родить его надо, этого сына!

— Да пусть хоть двоих рожает! Такие деньги!

Скатертью дорожка.

Я сидела в одной позе минут, наверное, двадцать. Смотрела в темноту за окном, на узор инея у края рамы.

Если Валентин Петрович думал, что этим разговором заставит меня поднять лапки и согласиться на любые условия — он очень и очень сильно ошибался.

А может, он просто не понимал, что я уже не прежняя Яника. балованная дочурка, получавшая все, что только попросит. Я бы не пошла на открытый конфликт раньше. Но теперь у меня было за что бороться.

Может, конечно, это иллюзия и мираж-моя зарождающаяся любовь… точнее, еще влюбленность. Но я не могла предать Сергея. Выкинуть из головы все, что между нами было, забыть эту сумасшедшую химию, его глаза, его непродуманное, вырвавшееся в момент переполнившихся чувств: «Выходи за меня».

И чем больше на меня давили, тем сильнее я укреплялась в намерении не сдаваться.

Той ночью я так и не смогла сбежать. Валентин Петрович предусмотрел все. Он даже поставил соглядатая у дверей моей комнаты, и тот неотступно следовал за мной по всему дому, разве что в ванную и туалет позволил сходить в одиночестве. И внутрь моей комнаты не лез. Впрочем, и не нужно было — внизу, под моими окнами, стоял другой голем Валентина Петровича.

В конце концов мне стало смешно. Меня охраняли, как президента или архиважнейшего заложника. В какой-то мере я и была заложником — точнее, гарантом нашего будущего, активами компании, инструментом для получения больших денег.

И, как обычно с инструментами и поступают, никто не интересовался моими чувствами.

На следующее утро, сразу после завтрака, отец закопошился в портфеле и выложил на стол передо мной пухлый коричневый конверт.

— Сегодня я встречаюсь со Штольцами, — он кивнул на конверт. — Посмотри. Это твой будущий супруг. Герхард Штольц.

Дурацкое имя, прокомментировал внутренний голос.

Я нехотя придвинула к себе конверт и потянула клапан. Пальцы дрожали.

На стол высыпались фотографии. Не очень много, штук пять. Зато сделанные на профессиональный фотоаппарат. Кроме фоток, был лист «а4» с текстом. Глаз выхватил возраст, рост, вес, краткую биографию…

— Ну посмотри какой красавчик, — ахнула над ухом мама. — Ну вот, Яника, а ты нос кривила.

Ну что сказать. Незнакомый Штольц и впрямь оказался ничего. Темно-медовый блондин с раскованной улыбкой. Чем-то напомнил мне Сергея, и сердце заныло. Не лицом — хотя было что-то схожее и в лице, — а чем-то неуловимым.

Но чем больше я рассматривала фотки, тем большей неприязнью к нему проникалась. Странно, именно этот Штольц ничего мне не сделал, так откуда такие чувства?

Наверное, все дело было в том, что он стоял на пути между мной и Сергеем.

— Яника, ты пойдешь со мной, — безапелляционно сообщил папа.

— Нет. Никогда. Ни за что, — ответила я так же безапелляционно. — И если ты потащишь меня силой, ты об этом пожалеешь.

Мы засопели, как два носорога, меряя друг друга гневными взглядами. Папа начал медленно краснеть и набухать. Еще немного и застучит по столу кулаком, как тогда у нотариуса. Я подобралась и на всякий случай отодвинула подальше от края стола чашку с кофе.