Давай убьём друг друга

И сейчас бы не заинтересовалась, даже при всем желании. Потому что перед аркой и сверкающей в лучах солнца белоснежной кафедрой, чуть склонив темно-русую голову, ждал одетый в светлый костюм жених.

Я так и не поняла, в какой именно момент почувствовала неладное. Наверное, сразу и в совокупности, лишь увидев эту прямую спину, этот разворот широких плеч и знакомые вихры на макушке.

— Яника! — папа подхватил меня, когда я оступилась.

Очень вовремя, потому что ноги катастрофически отказывались меня держать.

Это был не Герхард!

Даже сквозь длинную плотную вуаль я видела это совершенно ясно. Гремела торжественная музыка, все приглашенные встали и смотрели на нас, сбоку от арки улыбались мои девчонки, одетые в голубые платья, а мне с каждым шагом становилось все хуже и хуже.

Что происходит? Это какая-то ошибка. Недоразумение.

Может, мне просто так сильно хотелось узреть на этом месте Сергея, что я его представила? Или вот сейчас, когда папа доведет меня до так называемого алтаря, парень обернется, и я увижу невозмутимую улыбку Герхарда?

Но оборачиваться мой жених не спешил. Мы с папой благополучно добрались до арки, я встала по стойке смирно, папа поцеловал меня в щеку, шепнул, чтобы не вешала нос, и тихо отошел. Алька, свидетельница, выступила из ряда подружек невесты и остановилась чуть позади меня, поправила мой длинный ниспадающий подол.

А слева я чувствовала — его.

Сердце стучало все сильнее, заглушая и музыку, и перешептывания гостей, и даже слова священника. Кажется, он вещал что-то о прекрасном дне, о двух юных судьбах, которые брачные узы соединят нерушимо, и о радости напутствовать влюбленных на их новом совместном пути.

Речь доносилась до меня как сквозь плотную подушку. Наконец музыка сменила тональность, и священник перешел к делу.

— Оскар, — сказал он прочувствованным мягким голосом — а я дернулась, как от удара. — Берешь ли ты Янику в свои законные жены?

* * *

Вот, значит как, да?

Он у нас, значит Оскар, да?

Я уже открыла было рот, но вовремя опомнилась. Не стоит устраивать скандал перед алтарем.

— Да, — хмуро буркнули слева.

— Яника, — священник посмотрел на меня так умильно, как будто ему виделся на моем месте сущий ангел с нимбом и крыльями. — Берешь ли ты Оскара в свои законные мужья?

А еще не поздно отказаться?

Я медленно и, надеюсь, незаметно бросила взгляд на соседа. Он стоял, глядя прямо перед собой, и поигрывал желваками.

Сергей собственной персоной.

Ах, то есть, извините — Оскар!

Так бы и врезала сейчас туфлей. Жаль что сегодня на мне не шпильки, а легкие летние сандалии, по случае торжеств на пляже.

Священник деликатно покашлял, и я вспомнила, что мне задали вопрос.

— Да.

Кажется, по хмурости мой ответ не уступал ответу жениха. На чистом челе священника прорезалась легкая морщина. Он оглядел нас обоих и снова завел, возведя очи горе:

— Обещаете ли вы любить и беречь друг друга, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, до конца ваших дней?

Очередное хмурое «да» от обоих новобрачных его подкосило. Он растерянно посмотрел на нас и, уже не растекаясь в цветистых выражениях, предложил поставить подписи на бумагах.

Только тут я впервые увидела полное имя своего настоящего жениха. На документах красовалось выбитое по-английски четким черным шрифтом: «Оскар Штольц».

И я не стерпела.

— Оскар, значит, — прошептала якобы себе под нос тихим злым шепотом.

— Миргородская! — плюнули мне в ответ с великолепной долей презрения.

Может, мы и вцепились бы друг другу в волосы, но нас остановил голос священника:

— Обменяйтесь кольцами.

На свет появилась голубая подушечка с лежащими на ней обручальными кольцами. Сергей… Оскар первым протянул к ней руку и взял меньшее.

Я нехотя подала ладонь. Оскар, не заботясь о моих ощущениях, разом натянул кольцо мне на палец. Защелкали затворы фотоаппаратов и телефонных камер.

Сжав зубы, я повторила действие. Чуть не упустила кольцо: руки дрожали. И надевала, стараясь не дотронуться до чужой кожи — что оказалось весьма непросто.

Я помнила эти пальцы: крупные, длинные… нежные. Когда-то.

Интересно, он уже тогда знал, что я это я? И притворялся, чтобы влюбить меня в себя? Знал и обманывал?

— Теперь вы муж и жена, — объявил священник. — Можете поцеловать невесту.

У Сергея… о боже, да когда я запомню! — у Оскара снова заходили желваки, как будто ему предстояло выполнить неприятную обязанность. Он резко обеими руками откинул мою фату.

Не выдержав, я опустила глаза, хоть гордость и подталкивала встретить противника, что называется, с открытым забралом.

Оскар медлил, и священник повторил:

— Ну же. Поцелуйте невесту.

Только не говорите, что этот несчастный Штольц мной брезгует!

В тот момент, когда я вскинула глаза, чтобы убить его молнией из них — или хотя бы попытаться, — Оскар склонился и быстро мазнул губами по моим губам. Тут же отвернулся под очередной шквал спускаемых затворов.