Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

— Как видишь, я здесь. Бери лодку, Юра, плыви навстречу… Да торопись, торопись…

Юрка прямо в штанах бултых в воду и к шаланде.

— А ты?

— Торопись, торопись! — кричу я и тоже для чего-то плюхаюсь в воду. А Тася хохочет.

Встретила знакомого морячка.

— Поплывем?

— Давай.

И пошли ровным, неторопливым брассом.

— Тоже мне спасители сыскались, — издевается Тася. — Вы же оба и плавать-то как следует не умеете.

— Вот так-то, дружище, — бормочет Юра, обжимая штаны, — она просто удрала от нас, мелководных животных.

На время из моего соперника он становится моим союзником…

В то лето в частном фешенебельном пансионе Лидии Карловны Федоровой жили все знаменитые люди. Например, Мейерхольд и Зинаида Николаевна Райх. Михась Паньков, украинский писатель, человек большого мужества: парализованные, словно свинцовые, ноги, а на смуглом красивом лице постоянно живет приветливая улыбка. И Юрий Карлович Олеша в зените своей славы. Его пьеса «Список благодеяний», поставленная Мейерхольдом, имела шумный успех. Райх играла Лелю Гончарову, О. Мартинсон — Улялюма. А Олеша целыми днями мастерил и запускал воздушных змеев. И какие это были замечательные змеи! Плоские треугольные морды с развевающейся бородой. Хвостатые чудища. Целые китайские пагоды. Не змеи, а драконы, планеры, летающие этажерки. Олеша бежал по берегу, откинув крупную свою голову, и синяя полотняная куртка надувалась, как парус.

Ветер с моря рвал из рук бечеву и всё выше, под самые летящие облака, уносил трещащее или посвистывающее сооружение — новую воздушную фантазию Юрия Олеши.

А за невысоким крупноголовым человеком неслась то умолкающая, то вопящая, то замирающая от восторга — и тогда только «троп, троп, троп» из-под облаков — ватага окрестных мальчишек, и среди них самый стройный, самый длинноногий, с самыми голубыми глазами, мальчишка из мальчишек — Василек. А я его воспринимал тогда лишь как частицу Тасиного мира, в который старался проникнуть. Да, да, очень славный мальчишка, поскольку Тася позвала его поплавать на шаланде.

Василек смотрит на Митьку-младшего как на некое обугленное солнцем божество, и это мне нравится, потому что Митька — брат Таси.

А вообще-то мне тогда мало было дела и до Василька, и до прославленного Всеволода Эмильевича Мейерхольда, и до раскрасавицы Зинаиды Райх. Была только Тася, а все остальные лишь окружали ее.

Десять лет минуло с того лета. И вот явился Василек, как полпред нашей юности, явился, чтобы, может быть, уже завтра пойти за нее на смерть…

— Истребитель? — наугад сказал Дмитрий.

— Спрашиваешь! — На миг из личины молодого, но серьезного лейтенанта выскочил отчаянный одесский пацан. — Знаешь, как на «ястребке»… По-чкаловски! А бомбардировщики — тихоходы. — Он пренебрежительно отмахнулся. — Это не для меня. Ты, Тасюта, непременно напиши, что я — в истребительной и не подкачаю.

Прежде чем попрощаться, Василек запустил руку в необъятный карман своего реглана. На стол легли еще одна толстая плитка шоколада с орехом «Кола», две коробки «Казбека» и фунтик с сушеным урюком.

— Может, пригодится? — спрашивал Василек и все больше заливался краской. Полез в другой карман и вытащил мягкий кожаный шлем. Подержал его на растопыренной ладони и с сомнением покачал головой:

— Ношеный… Но, может, пригодится в хозяйстве, Тасюта? Говорят, зима будет лютая… А у меня новый есть.

И ушел, тряхнув руку Дмитрию и нежно улыбнувшись Тасе.

Небо заполонили мохнатые, с лиловой подбивкой тучи. И в комнате потемнело.

Тася держала в руках шлем, подаренный Васильком.

— Какой он мягкий! И тепленький, — сказала она. — Ну-ка примерь.

Дмитрий попробовал.

— Что-то тесноват!

— Обидно. Ну да что-нибудь придумаем.

— Из него можно сделать хорошую шапочку Танюше, — вмешалась Софья Александровна. — И хватит еще на рукавички.

— Пусть пока полежит, — решила Тася.

И шлем этот очень пригодился. При довольно странных обстоятельствах.

Как-то, уже зимой, Тася привела с собой молодого офицера. Тоже летчика. В шинели, с пистолетом, но… без головного убора. Парень был чрезвычайно смущен и каждую минуту извинялся. Как выяснилось, у него исчезла ушанка! Смотрел «Волки и овцы». В театре как в леднике — никто не раздевается. А когда спектакль кончился, он задумался, пошел к выходу, позабыв о своей шапке. Спохватился уже в холле и, переждав, когда выльется поток зрителей, вернулся в зал. Хвать-похвать, а шапки-то нет. Тут и билетерши стали искать, ахали, удивлялись, негодовали: что же это за мерзавец такой, чтобы у офицера шапку слямзить! Но ведь сочувствие на голову не напялишь! А как в эшелон возвратиться без головного убора! Вот топчется бедный парень возле театра и думает горькую думу. Наталкивается на него Тася. «Что с вами? Потеряли что-нибудь?» — «Да вот, шапка пропала. Не знаю, как и быть. Хоть бы какую-нибудь достать. Чтобы голову только прикрыть…» Тут Тасю и осенило: «Пойдемте со мной. У нас дома шлем авиационный есть. Может, подойдет». — «Да вы же меня просто спасете! Не беспокойтесь, я вам заплачу…» — «Глупости какие! Лишь бы он вам подошел».