Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Новый год Мария Никифоровна встречала в Михалёве вместе с Антоном Безвалем и Володей Бурлюком, который по-прежнему боялся привидений, живущих в старых усадьбах. Ещё 15 декабря Давид Фёдорович был госпитализирован, а 27 февраля 1915 года он умер от заражения крови — прорвался нарыв. На похороны приехали Марианна и Людмила, их двоюродный брат Аполлон Еленевский — родной брат Маруси, и Антон Безваль. По воспоминаниям Марианны, Людмила Иосифовна и Давид на похороны не приехали. «Отец Давид Фёдорович — умер… когда я был на заработках денег у Евреинова (портрет) и в “Бродячей собаке” в Петрограде», — писал Бурлюк. Похоронили Давида Фёдоровича на высоком холме, поставив над могилой большой дубовый крест.

Спустя два месяца после смерти отца у Давида Давидовича родился второй сын, Никифор, который был крещён под именем Николай. Незадолго перед этим, 10 февраля, Давид Бурлюк снял для себя и Маруси студию под номером 512 в том же доме Нирнзее. Мария Никифоровна перебралась туда с Давидом-младшим, который и сделал там свои первые шаги. Соседнюю комнату № 513 снимал Василий Кандинский. Мария Никифоровна вспоминала:

«Никиша родился по новому 11 апреля 1915 года с четверга на пятницу в 2 часа ночи в Москве в лечебнице на Мясницкой улице № 54. Утром 10 апреля Маяковский сказал Бурлюку:

— Что двери запираешь, боишься, чтобы дети не разбежались?

Ехали с Бурлюком в лечебницу на лихаче бульварами, резиновые шины срывались с колких остатков льда, ещё не растаявшего. <…> В родовых муках мою руку холодную и худую от музыки держала в своих тёплых и мягких ладонях крестьянская девушка Даша. Она поступила в лечебницу два месяца тому назад… Никиша выпал из векового гнезда лицом вниз и закричал, но потом стих, и я чувствовала, как дрожит пуповина, ещё связывающая нас. <…> Первые слова, сказанные о нём — “Гренадёр родился”. Никиша спал шесть недель — отдыхал после длинного пути. Я рассматривала его милое личико, напоминавшее лицо старого Бурлюка — Давида Фёдоровича, храброго, весёлого человека. <…> Есть кашу выучила Никишу 14-летняя Татьяна — переселенка из Виленской губернии. В мае 1916 года в Уфе, расставаясь, я подарила ей на память золотые серёжки».

Крёстными Никиши стали Василий Кандинский и сестра Марии Никифоровны, Лидия Еленевская. Почти сразу после его рождения в студию к Бурлюку пришёл тамбовский землевладелец Георгий Золотухин и купил у него за 500 рублей две работы, что позволило легко покрыть все связанные с родами расходы. Мария Никифоровна писала, что если бы Бурлюк познакомился с Золотухиным раньше, это могло бы в корне изменить историю русского футуризма. Однако к моменту их встречи Золотухин был почти разорён…

Георгий Золотухин не только был землевладельцем, но и пробовал себя в поэзии. В 1915 году у него вышел сборник «Опалы», а после знакомства с Бурлюком, в 1916-м, он издал сборник «Четыре птицы», куда вошли стихи его самого, Давида Бурлюка, Василия Каменского и Велимира Хлебникова. Именно знакомство с Бурлюком, умевшим моментально заразить собеседника интересом к новому искусству, способствовало изменению литературной позиции Золотухина, до этого футуризм не признававшего. В итоге он даже стал использовать в своих стихах придуманные Бурлюком «компакт-слова» и пропускать предлоги.

Лето Бурлюки с детьми провели в Михалёве. Туда же приезжали Владимир Бурлюк, который готовился к отправке на фронт и ждал, когда будет готова его новая форма, и Аристарх Лентулов с женой. В июле Самуил Вермель привёз в Михалёво свой новый сборник «Танки» с иллюстрациями Бурлюка. А одним августовским вечером Давид Давидович, наняв быстрых лошадей, доставил в Михалёво известного тогда романиста Марка Криницкого. Тот влюбился в старую усадьбу и через год купил её. До момента продажи в Михалёве жила Людмила Иосифовна.

«В 1916 году имение (25 десятин земли с домом Николаевской стройки и разрушенными сараями времён Анны Иоанновны, парком умирающих от старости берёз) было продано, и все вещи на 15 возах перевезены в дачу быв. Бурлюк, на участках Горбунова, что рядом с больницей и невдалеке от Реального училища (станция Кунцево Александровской железной дороги)», — вспоминал Давид Давидович. «Туда попали и дневники и рукописи Хлебникова, хранившиеся в бесконечных ящиках, чемоданах, связках с книгами (10 000 томов), коллекциями старины и т. п. Там был и весь наш фамильный архив с 1880-х годов».

Продать старый дом с хозяйственными постройками времён Анны Иоанновны удалось за 12 тысяч, но деньги ушли в основном на погашение долга перед банком, так что между братьями и сёстрами был разделён лишь небольшой остаток.

Ну а в августе 1915-го Давид Бурлюк, которому нужно было как-то кормить свою увеличившуюся семью, принял предложение тестя, Никифора Ивановича Еленевского, и перебрался в Башкирию, чтобы заниматься там заготовкой сена для армии. Позже к нему присоединились жена с сыновьями, а после продажи Михалёва и мать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное