Новый год Мария Никифоровна встречала в Михалёве вместе с Антоном Безвалем и Володей Бурлюком, который по-прежнему боялся привидений, живущих в старых усадьбах. Ещё 15 декабря Давид Фёдорович был госпитализирован, а 27 февраля 1915 года он умер от заражения крови — прорвался нарыв. На похороны приехали Марианна и Людмила, их двоюродный брат Аполлон Еленевский — родной брат Маруси, и Антон Безваль. По воспоминаниям Марианны, Людмила Иосифовна и Давид на похороны не приехали. «Отец Давид Фёдорович — умер… когда я был на заработках денег у Евреинова (портрет) и в “Бродячей собаке” в Петрограде», — писал Бурлюк. Похоронили Давида Фёдоровича на высоком холме, поставив над могилой большой дубовый крест.
Спустя два месяца после смерти отца у Давида Давидовича родился второй сын, Никифор, который был крещён под именем Николай. Незадолго перед этим, 10 февраля, Давид Бурлюк снял для себя и Маруси студию под номером 512 в том же доме Нирнзее. Мария Никифоровна перебралась туда с Давидом-младшим, который и сделал там свои первые шаги. Соседнюю комнату № 513 снимал Василий Кандинский. Мария Никифоровна вспоминала:
«Никиша родился по новому 11 апреля 1915 года с четверга на пятницу в 2 часа ночи в Москве в лечебнице на Мясницкой улице № 54. Утром 10 апреля Маяковский сказал Бурлюку:
— Что двери запираешь, боишься, чтобы дети не разбежались?
Ехали с Бурлюком в лечебницу на лихаче бульварами, резиновые шины срывались с колких остатков льда, ещё не растаявшего. <…> В родовых муках мою руку холодную и худую от музыки держала в своих тёплых и мягких ладонях крестьянская девушка Даша. Она поступила в лечебницу два месяца тому назад… Никиша выпал из векового гнезда лицом вниз и закричал, но потом стих, и я чувствовала, как дрожит пуповина, ещё связывающая нас. <…> Первые слова, сказанные о нём — “Гренадёр родился”. Никиша спал шесть недель — отдыхал после длинного пути. Я рассматривала его милое личико, напоминавшее лицо старого Бурлюка — Давида Фёдоровича, храброго, весёлого человека. <…> Есть кашу выучила Никишу 14-летняя Татьяна — переселенка из Виленской губернии. В мае 1916 года в Уфе, расставаясь, я подарила ей на память золотые серёжки».
Крёстными Никиши стали Василий Кандинский и сестра Марии Никифоровны, Лидия Еленевская. Почти сразу после его рождения в студию к Бурлюку пришёл тамбовский землевладелец Георгий Золотухин и купил у него за 500 рублей две работы, что позволило легко покрыть все связанные с родами расходы. Мария Никифоровна писала, что если бы Бурлюк познакомился с Золотухиным раньше, это могло бы в корне изменить историю русского футуризма. Однако к моменту их встречи Золотухин был почти разорён…
Георгий Золотухин не только был землевладельцем, но и пробовал себя в поэзии. В 1915 году у него вышел сборник «Опалы», а после знакомства с Бурлюком, в 1916-м, он издал сборник «Четыре птицы», куда вошли стихи его самого, Давида Бурлюка, Василия Каменского и Велимира Хлебникова. Именно знакомство с Бурлюком, умевшим моментально заразить собеседника интересом к новому искусству, способствовало изменению литературной позиции Золотухина, до этого футуризм не признававшего. В итоге он даже стал использовать в своих стихах придуманные Бурлюком «компакт-слова» и пропускать предлоги.
Лето Бурлюки с детьми провели в Михалёве. Туда же приезжали Владимир Бурлюк, который готовился к отправке на фронт и ждал, когда будет готова его новая форма, и Аристарх Лентулов с женой. В июле Самуил Вермель привёз в Михалёво свой новый сборник «Танки» с иллюстрациями Бурлюка. А одним августовским вечером Давид Давидович, наняв быстрых лошадей, доставил в Михалёво известного тогда романиста Марка Криницкого. Тот влюбился в старую усадьбу и через год купил её. До момента продажи в Михалёве жила Людмила Иосифовна.
«В 1916 году имение (25 десятин земли с домом Николаевской стройки и разрушенными сараями времён Анны Иоанновны, парком умирающих от старости берёз) было продано, и все вещи на 15 возах перевезены в дачу быв. Бурлюк, на участках Горбунова, что рядом с больницей и невдалеке от Реального училища (станция Кунцево Александровской железной дороги)», — вспоминал Давид Давидович. «Туда попали и дневники и рукописи Хлебникова, хранившиеся в бесконечных ящиках, чемоданах, связках с книгами (10 000 томов), коллекциями старины и т. п. Там был и весь наш фамильный архив с 1880-х годов».
Продать старый дом с хозяйственными постройками времён Анны Иоанновны удалось за 12 тысяч, но деньги ушли в основном на погашение долга перед банком, так что между братьями и сёстрами был разделён лишь небольшой остаток.
Ну а в августе 1915-го Давид Бурлюк, которому нужно было как-то кормить свою увеличившуюся семью, принял предложение тестя, Никифора Ивановича Еленевского, и перебрался в Башкирию, чтобы заниматься там заготовкой сена для армии. Позже к нему присоединились жена с сыновьями, а после продажи Михалёва и мать.