Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Во Владивостоке завершилось «Большое сибирское турне». Николай Иванович Харджиев прав — к приезду во Владивосток Бурлюк был в прекрасной форме, это действительно было его второй молодостью. За время турне он написал множество сильных работ, среди которых «Парикмахер без головы» и «Всадник Смерть» (она была продана в 2009 году на аукционе «Christie’s» почти за 400 тысяч долларов). Он отточил до блеска свои ораторские таланты, оставил по всей Сибири массу поклонников и увлёк футуризмом множество неофитов. Бурлюк был удачливым, и те, кто находился рядом с ним, тоже оказывались вовлечёнными в это поле удачи. Кроме того, он, такой практичный и подчас вынужденный бороться за заработок, был щедрым благотворителем. Часть заработанных в ходе турне денег он отдавал на образование: в Златоусте и в Иркутске — в пользу Народного университета, в Омске — в фонд художественной школы имени Врубеля, в Томске — в пользу студентов университета и в фонд художественной галереи при Доме искусств, в Никольске-Уссурийском — в пользу библиотеки Народного дома. Принцип новой власти «всё искусство — всему народу» был для него естественным и совпадал с его убеждениями. Но левацкие убеждения в области искусства сочетались в нём с совершенно противоположными в сфере частной жизни. Коммуниста из него не вышло, анархиста тоже. Для того чтобы эпатировать буржуа, нужно находиться среди буржуа. С пролетариями такие штуки не проходят. Мощнейшая интуиция вела его, подсказывала: при всей симпатии к революции и большевикам лучше держаться от них подальше.

Глава двадцать четвёртая. Владивосток

«Год провёл на Дальнем Востоке. Лекции и выставки в Харбине, и Н. Асеев, Н. Чужак (Дилетант) — Владивосток; С. Алымов, С. Третьяков — яркие имена того времени», — вспоминал Бурлюк.

Владивосток был тогда, да и сейчас остаётся городом особенным. По сравнению с Сибирью Приморье — тёплый, благодатный, изобильный край. Давид Бурлюк всегда любил тепло — позже, уже в Америке, он почти двадцать лет будет зимовать в тёплой Флориде. А ещё сто лет назад Владивосток был интернациональным, и не только потому, что в нём находилось сразу несколько иностранных экспедиционных корпусов (Николай Асеев вспоминал, что город жил «под дулами орудий японского крейсера Асахи»). Революция и Гражданская война привели к массовой миграции внутри России. Владивосток, конечный пункт Транссибирской магистрали, наводнили беженцы со всех концов Российской империи — а ещё белогвардейские части, военнопленные разных национальностей с фронтов Первой мировой войны… Это породило уникальную ситуацию смешения различных рас, народов, языков и культур.

Вот как описывал тогдашний город Николай Асеев в своём «Октябре на Дальнем»: «Город рушится лавиной с сопок в океан, город, высвистанный длинными губами тайфунов, вымытый, как кости скелета, сбегающей по его рёбрам водой затяжных дождей. <…> Я стоял на улице, на углу морского управления, и старался узнать, где помещается совет рабочих и солдатских депутатов. Мимо меня проходили японцы, похожие на летучих мышей, корейцы — на священников, китайцы, стриженные и с косами толстых жёстких волос. Китайцы-мужчины в женоподобных одеждах и китаянки-женщины — лысые и в штанах».

Если в 1916 году население Владивостока составляло около 100 тысяч человек, то в 1922 году превысило 400 тысяч. В городе скопилась масса творческой интеллигенции: литераторов, художников, музыкантов. В 1919 году местная газета «Новый путь» писала: «Владивосток становится столичным центром художественной жизни Сибири. Тут уже целая армия деятелей всех видов искусств и течений, которые со всех концов волею судеб причалили к берегам Великого Океана».

Так что если в Сибири футуризм был в диковинку и Давид Бурлюк мог чувствовать себя полноценным и единоличным вожаком, то во Владивостоке он попал в уже сложившуюся творческую среду, в которой была пусть и небольшая, но деятельная футуристическая группа, названная позже Бурлюком «Железной когортой». На том самом первом банкете 27 июня поэт Венедикт Март (который позже будет неоднократно пикироваться с Бурлюком) не преминул заметить, что и до приезда того во Владивосток тут уже была попытка созыва Асеевым в 1917 году «дальневосточной конференции футуристов», а значит, первенство в новой столице футуризма принадлежит Асееву. Бурлюк, воодушевлённый успехом турне, не обратил на это внимания. «Большой бурный Бурлюк» и вправду врывался в жизнь, ему и вправду нужно было всё «узнать, всё захватить, всё слопать». Это не могло не вызывать определённой ревности соратников. Но ревности сдержанной — уж слишком обаятельным был Додя Бурлюк.