Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Где скукотундру режет властно
Сырое тело Иртыша;
Где юговетр свой лет напрасный
Подъемлет слабо и спеша,
Где памятно о Достоевском:
Согбенно-каторжным трудом,
Отторгнут набережной Невской.
Он не измыслил «Мёртвый Дом»,
Где ране было Оми устье,
Теперь событий новых шок
Крушит Сибири захолустье.
Здесь взрост первичный виден слабо,
Ночной вместившийся горшок!
Российской власти баобаба!

Из Омска через Новониколаевск Бурлюк приехал в Томск. На устроенной им с 19 по 27 апреля в помещении женской гимназии Тихонравовой выставке демонстрировалось уже 250 работ пятнадцати художников. При этом работы были сгруппированы по разделам, в том числе: супрематический, футуристический и кубистический. Кэтрин Дрейер писала, что среди работ имелись и работы Малевича. Этого, конечно, быть никак не могло — если Бурлюк даже свои собственные работы оставил в Башкирии, откуда же по пути из Омска в Томск появился Малевич? Почти наверняка предприимчивый Давид Давидович нарисовал их сам. Он ведь вспоминал, что «в промежутках между лекциями я работал кистью и моя выставка увеличивалась». Этот «Малевич» приедет потом и в Японию.

По поводу возможного написания Бурлюком работ за других художников есть интересное свидетельство дочери соратника Давида Давидовича по «Бубновому валету», художника Петра Кончаловского. Жившая в Америке с первым мужем Наталья Кончаловская, крестница скульптора Конёнкова, вспоминала его рассказ о проделках Бурлюка: «Он, оказывается, был в Японии до Америки. Устраивал там свою выставку. Но она не пользовалась большим успехом, и он выручил мало. В разговоре с японцами они его спросили, не может ли он устроить выставку хороших художников, таких как Коровин, Архипов, Малявин и другие. Бурлюк подумал и сказал, что, конечно, можно, и как раз на днях сюда прибудут вещи этих художников, которые он собирал ещё в Москве. Сам пошёл домой и в три дня накатал всех художников и сам за всех подписался. <…> Затем устроил выставку, собрал кучу денег и уехал в Америку».

Всё это, конечно, огромное преувеличение, но дыма без огня, как известно, не бывает. Справедливости ради нужно заметить, что сам Бурлюк о Конёнкове ничего плохого ни разу не сказал и не написал.

В Томске Бурлюк выступил четырежды — а ещё издал «Газету футуристов», содержавшую «Декрет о заборной литературе — росписи улиц — о балконах с музыкой — о карнавалах искусств» и «Железобетонную поэму» Василия Каменского, стихи Маяковского и его собственные стихи и рисунки. Вместе с ним выступали «Пуантиллина Норвежская» и Борис Четвериков. А вот в Иркутске, куда «отец российского футуризма» прибыл в начале мая, к нему уже присоединились Антон Сорокин и Евгений Спасский. 8 мая все вместе они выступили на студенческой вечеринке, а 14 и 18 мая состоялись два футуристических вечера. На втором был объявлен конкурс на звание «короля байкальской поэзии» с призом в 300 рублей. Имя победителя уже забыто, но тенденция характерна — подобные конкурсы Бурлюк будет проводить и в дальнейшем.

Кроме того, с 9 по 11 и с 16 по 21 мая работала бесплатная — как всегда — выставка картин, которых было уже около трёхсот. И, как обычно, Давид Бурлюк ежедневно давал объяснения и проводил диспуты. Очередной «Портрет моего дяди» был куплен Иркутским обществом художников. Теперь этот единственный сохранившийся портрет находится в Иркутском областном художественном музее.

В Иркутске Бурлюк встретился со своим давним знакомым ещё по Украине, художником Николаем Андреевым. Андреев примкнул к группе «отца российского футуризма» и доехал с ним до Владивостока, но ехать в Японию не решился и вернулся в Иркутск.

После поездки с лекцией на угольные шахты в Черемхово Давид Давидович приехал в Читу. Программа была той же, но две прочитанные 16 и 17 июня лекции назывались уже почему-то «Грандиозар». Критика писала о том, что Бурлюк счастливо сочетает в себе лектора, конферансье, а футуризм в его лице имеет прекрасного глашатая, инструктора и трубадура. Позже он опубликует в читинской газете «Театр и искусство» статью «Художественная жизнь Сибири». Газетные и журнальные публикации Давида Давидовича будут появляться всё чаще, особенно активным он станет во Владивостоке, а уже в Нью-Йорке и вовсе устроится на работу в газету.