Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«В ответ на Ваше согласие написать монографию о моём творчестве в области поэзии спешим с Марией Никифоровной выразить Вам нашу радость. Размером не стесняйтесь, если книга будет в два или три раза превосходить “Искусство”, то это не послужит препятствием к её напечатанью нами. Ваш авторский гонорар будет выплачен как брошюрами, там и посильным количеством дружественных долларов», — пишет он Голлербаху 8 сентября 1930 года.

Получив от Голлербаха рукопись, отвечает: «Бурлюк-Поэт, Бурлюк-писатель — нечто мало знакомое, больше — ещё даже неопубликованное, и тем более отрадно, что именно Вы были первым, кто компетентно, со знанием предмета, указал на меня и дал в руки современному читателю план, карту материка моего творчества».

Свои стихи Давид Бурлюк печатал чаще всего сам, в своих собственных или дружественных изданиях. Мария Никифоровна оказывала ему неоценимую помощь, переписывая и перепечатывая их с черновиков.

«Стихотворная речь — высшая по форме. Она отмечена многолетней работой над словом, любованием его составными — пространством и краской, его изобразительными декоративными моментами. Поэт за свою жизнь создаёт многочисленные куски, образцы своего мастерства. В них отражены: идеология поэта, условия его жизни, его счастье, радости, горести, обиды… Впечатления окружающей жизни, виденного им и исторические сдвиги, свидетелем коих поэт был на жизненном пути своём», — написал Давид Бурлюк во вступительной статье к 48-му номеру журнала «Color and Rhyme» (1961–1962), посвящённому «80-летию поэта и художника Д. Д. Бурлюка».

А вот что написала Мария Никифоровна во вступительном слове к 55-му номеру (1964–1965) журнала:

«“Я в этот мир пришёл, чтобы встретиться с словами” — говорит поэт о себе. Бурлюк был рождён поэтом и живописцем. <…> Если бы не многолетнее внимание Марии Никифоровны к карманам Бурлюка, где она ежедневно находила скомканные куски конвертов, афиш — с рукописями стихов — и не наша теперь денежная возможность предать их печати — Бурлюк как поэт, “великий Бурлюк” (Маяковский, 1916 г.) — как поэт никогда не искавший читателя, остался бы неизвестным поэтом».

В этих строках — и правда, и неправда. Правда — о многолетнем внимании к карманам Бурлюка, без которого многие стихотворения действительно оказались бы навсегда утерянными. Неправда — то, что Бурлюк никогда не искал читателя и остался бы неизвестным поэтом. Во-первых, вышедших в дореволюционной России десятка с небольшим поэтических сборников с лихвой хватило бы на то, чтобы навсегда остаться в истории авангардной поэзии. Во-вторых, уже в Америке, помимо собственных изданий, он публикует свои стихотворения в коллективных сборниках («Свирель Собвея» и других) и в газетах «Русский голос» и «Новый мир». Давид Давидович прилагал немалые усилия и для того, чтобы стихотворения его были напечатаны в СССР, но безуспешно.

И всё же многие стихи Бурлюка так и остались неизданными.

Давид Бурлюк был не только поэтом, не только беллетристом и прозаиком, написавшим ряд отличных очерков и повестей (один только «Филонов» чего стоит), но и теоретиком и новатором. Главные футуристические манифесты русских поэтов и художников, среди которых знаменитая «Пощёчина общественному вкусу», были составлены с его участием. В них — призыв к увеличению словаря «производными и произвольными словами», констатация того, что футуристы «расшатали синтаксис», уничтожили знаки препинания, сокрушили ритмы — «перестали искать размеры в учебниках», стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике. Бурлюк гордился тем, что разработал «переднюю», или фронтальную, рифму:

Зори раскинут кумач
Зорко пылает палач
Западу стелется плач
Запахов трепетных плащ
Дверь заперта навек навек
Две тени — тень и человек
А к островам прибьёт ладья
А кос трава и лад и я…

Ещё одним новшеством (правда, относительным) было использование выделенных особым шрифтом «лейт-слов», употребление математических знаков, а также попытки визуальной поэзии. Бурлюк почти полностью отказался от предлогов. Есть у Давида Давидовича моностихи:

Большая честь родиться бедняком.

Есть анаграммы:

Борода… А добр?
Нет зол. Тень лоз… И порок
Порок… жирный короп в сметане.

И тавтограммы, как в стихотворении «Лето»:

Ленивой лани ласки лепестков
Любви лучей лука
Листок лежит лиловый лягунов
Лазурь легка
Ломаются летуньи листокрылы
Лепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУН