Давид Седьмой

Вайнштейн вспоминает и о конфликте Котова с главой советской делегации Виктором Гоглидзе: «Котов заявил, что приехал Вайнштейн из НКВД и распределяет очки между евреями, в чем ему помогает Гоглидзе». Имелся в виду проигрыш Флором обеих партий Бронштейну, не выигрыш Лилиенталем у Бронштейна явно лучшей позиции, но главное – две короткие ничьи лидера на финише, произведшие на всех странное впечатление. Дело дошло даже до посла Советского Союза в Венгрии, поддержавшего Котова.

«Смешно было утверждать, что аргентинец Найдорф, тоже проигравший обе партии Бронштейну, или Керес, которого Бронштейн победил в последнем туре (и догнал Болеславского), попали в орбиту моего “распределения очков”», – писал Вайнштейн, когда о событиях того времени стало возможным говорить открыто.

И откровения Вайнштейна, и рассуждения Бронштейна трудно комментировать спустя шесть десятков с лишним лет, но они очень симптоматичны для нравов, царивших в советских шахматах того времени.

* * *

Отношения между обоими победителями турнира претендентов для Ботвинника не были, конечно, секретом.

«Партия в Сальтшёбадене в 1948 году – “филькина ничья”».

«Партия в первенстве страны 1949 года – “Дружеская ничья. Почти повторили известную партию Рюмин – Рагозин. Доехали до 20 хода”».

«Будапешт 1950 года – “Составленная быстрая ничья с многочисленными разменами”».

Это записи из дневника Ботвинника о партиях, игранных Бронштейном с Болеславским.

Никакого тройного матча Ботвинник – Бронштейн – Болеславский, на что втайне надеялся Вайнштейн, организовано, конечно, не было, и друзья должны были играть друг с другом за право встретиться с Ботвинником. Матч состоялся в 1950 году в Москве в Доме культуры железнодорожников. Перед началом первой партии соперники, следуя наказу Вайнштейна, обменялись букетами цветов.

Бронштейн замечает, что это был единственный случай в истории шахматных состязаний. Вероятно. Более нелепого зрелища трудно себе представить: двое взрослых мужчин вручают друг другу цветы перед поединком, который пытаются преподнести публике как большой шахматный спектакль.

Исаак Ефремович Болеславский обладал незаурядным шахматным талантом, но характер его был далек от бойцовского. Перед началом матча он говорил другу: «Дэвик, ну зачем мы играем этот матч, мы же обречены против Ботвинника».

Счет с Ботвинником у Болеславского действительно был катастрофическим (–7=4). Подогреваемый Вайнштейном Бронштейн, уже побеждавший чемпиона мира, думал по-другому, и было очевидно, что его шансы с Ботвинником много выше.

Матч из двенадцати партий внешне проходил в упорной борьбе: соперники выиграли по две партии, завершив остальные вничью. Теперь по регламенту борьба должна была вестись до первой победы. В первой дополнительной партии преимущество переходило из руки в руки, на 55-м ходу Болеславский, сделав самый естественный ход, мог немедленно выиграть, но избрал другое продолжение, и дело закончилось миром.

14-я партия оказалась последней: Бронштейн черными быстро добился победы и завоевал право играть матч с Ботвинником. Такова фактическая канва событий. На самом деле всё происходило не совсем так. Вернее, даже совсем не так.

Исаак Ефремович Болеславский в доверительной беседе с земляком и любимым учеником Альбертом Капенгутом рассказывал, что немного партий этого матча действительно игралось, а для пущей убедительности в последней партии пришлось пожертвовать даже важной новинкой, придуманной воспитанниками Киевского Дома пионеров.

«Думаю, что Исаак Ефремович был не очень расстроен, проиграв мне матч, скорее наоборот. Проиграв матч он в какой-то степени испытал облегчение», – вспоминал Бронштейн. Проверить это невозможно. Не исключаю: Болеславский испытал облегчение в первую очередь оттого, что вообще прекратился этот тягостный для него поединок, и трудно сказать сегодня, сколько партий этого матча действительно игралось.

Вспоминает Капенгут: «Тема турнира претендентов и этого матча с Бронштейном была крайне неприятна Болеславскому, и когда однажды еще раз зашел разговор о нем, Исаак Ефремович только замахал руками, разразившись цитатой из Шеридана: “Продано! Продано! Продано!”»

В книге Вайнштейна «Импровизация в шахматном искусстве» об этой важнейшей вехе в спортивном пути Бронштейна нет ни слова, как будто матч никогда не игрался, и только в разделе партий приведена первая партия матча, снабженная чисто шахматными комментариями.

Мне кажется, что и финиш турнира претендентов, и последующий матч с Болеславским, внесли еще больший дискомфорт в душевное состояние Бронштейна. Пусть всех подробностей заключительных туров претендентского турнира и матча с Болеславским не знали миллионы любителей игры, Давид Бронштейн прекрасно знал обо всем и от этой оскомины так и не смог избавиться.