…давным-давно, кажется, в прошлую пятницу…

Ты сказал, что Адам Михник обладает талантом политика. В чем он заключается?

Разумеется, не только в интересе к людям и способности с ними разговаривать. Прежде всего, Адам феноменально умен. А если говорить еще более конкретно — Адам с детства обладал великолепной интуицией и, так сказать, способностью подспудно понимать назревавшие общественные процессы. Он всегда оказывался на шаг впереди, и не только по отношению к нам, когда мы еще учились в школе. Также и потом, на общепольской и даже, не побоюсь этих слов, мировой политической сцене. Ведь идея и практика гражданского общества и бескровной революции, при помощи которых Восточная Европа, и прежде всего Польша, разрушила советскую империю, — все это в значительной степени его замысел.

Книга Адама «Церковь, левые, диалог» — важнейший текст, сформировавший польскую оппозицию еще до создания Комитета защиты рабочих[65]. Адам был инициатором десятков очень важных инициатив, причем не только в Польше. Адам уговорил Вацлава Гавела написать эссе о «силе бессильных», а сам, еще раньше, написал текст огромной значимости на ту же тему — «Новый эволюционизм». Он был первым человеком в Польше, который всерьез воспринял «перестройку». Он со страстью читал все доступные русские газеты и понимал значение реформ Горбачева гораздо лучше самого Горбачева, который вовсе не собирался разрушать СССР. «Ваш президент, наш премьер» — это идея Адама, шедшая вразрез со стратегией его ближайших соратников. Сотни разговоров, которыми он вдохновлял самых разных людей, и масса блестящих эссе, в которых ты всегда обнаружишь две центральные идеи, четко очерчивающие границы политики: гражданская свобода и достоинство личности.

Просто ода Адаму Михнику!

Таково мое мнение. Расскажу тебе эпизод, свидетелем которого я оказался и даже, подобно греческому хору, вставил в него свою реплику. Однажды вечером, приехав в Варшаву, я зашел к Адаму и, как водится, столкнулся у него с интересным гостем. На сей раз это был тогдашний премьер Влодзимеж Цимошевич[66]. В какой-то момент разговор зашел о приближавшемся пятидесятилетии келецкого погрома[67], и Адам на моих глазах убедил Цимошевича в том, что тот должен выступить по этому поводу с речью.

Мы размышляли, как это лучше организовать, и решили, что в мероприятии должен принять участие какой-нибудь известный еврей — чтобы в результате получилась своего рода акция примирения памяти полвека спустя. Нам пришло в голову, что это мог бы быть Эли Визель[68], и — как не раз случалось с идеями Адама — слово стало плотью. В пятидесятую годовщину погрома в Кельце перед домом на улице Планты, 7, выступили польский премьер и Эли Визель.

Идея примирения была реализована?

К сожалению, из этого мало что получилось: Визель не понял сути нашего замысла и использовал эту возможность, чтобы произнести речь о том, чтó его как бывшего узника Освенцима больше всего волновало на тот момент: о католических крестах, которые пытались установить на территории этого величайшего еврейского некрополя, что, с его точки зрения, являлось оскорблением памяти миллионов убитых там евреев. Ну, за этот промах Адама нельзя винить. Подобных инициатив, вдохновителем которых он стал в результате обширного общения и постоянных разговоров со всеми, кто играл хоть какую-то роль в польской политике, — сотни.

Ты был очарован Михником?

А кто из нас не был? Небывалое гражданское мужество! Ты наверняка знаешь историю о том, как во время первой «Солидарности» на вокзале в Отвоцке он забрался на крышу комиссариата, окруженного разъяренной толпой, готовой линчевать милиционера, который избил кого-то из задержанных. Начал этот заика с того, что представился (там ведь никто не знал, кто он такой), заявив: «Я — антисоциалистический элемент». Это был ярлык, который тогдашняя партийная пропаганда наклеивала на подобных ему (у меня даже имелась футболка с такой надписью, и, надевая ее, я всегда вспоминал эту сцену. Впрочем, я вспоминаю ее по сей день, надевая другую свою любимую футболку, с надписью «животный элемент» — эпитет, которым Качиньский, обладавший, так сказать, абсолютным постПОРПовским слухом, окрестил представителей Комитета защиты демократии[69]). И вот, предста-вившись, Адам стал говорить с толпой и продол-жал говорить, пока люди не успокоились и не разошлись. Или вспомни его письмо из тюрьмы Чеславу Кищаку[70], в котором он предложил всемогущему тогда министру внутренних дел, который мог сделать с Адамом все, что угодно, поцеловать его в задницу!

Впрочем, все это происходило, когда мы уже выросли.

Вот именно. Возвращаясь к Клубу искателей противоречий — Адам вспоминает, что вы встречались в парке Аргикола.