ДАзайнеры

– Эта руна Хагель, она состоит из двух частей, одна изображает бога с поднятыми руками, а другая с опущенными. Древние люди так изображали год, период цветения и увядания. А целиком руна означает весь цикл жизни, кстати, она очень похожа на русскую букву Ж, с которой начинается слово жизнь. Выбери для себя половинку, а другую я заберу с собой в Россию.

– Я приеду к тебе, – сказала она, – я обязательно приеду к тебе в Москву. И когда мы снова увидимся, мы соединим половинки, да?

* * *

Рыжебородый Лёва стоял на огромной рыбе, покачиваясь и еле удерживая равновесие, поскольку рыба в свою очередь то и дело норовила соскользнуть с капители коринфской колонны. Одна рука Лёвы была поднята над головой, а другая опущена. В опущенной руке он держал ведро с водой, что крайне усложняло задачу, а в поднятой шестилучевое колесо.

– Где бы нам еще восьмилепестковые цветы достать? Коринфская колонна меня как-то смущает, – почесывал затылок худощавый блондин, оглядывая странную композицию и сверяясь с текстом в книге.

– Цветыыыы, – протянул Лёва, – я так долго не протяну.

Худощавого блондина звали Тюкин. Он, по его же собственной версии, был венгром, от чего всю свою сознательную жизнь, проведенную в уездном городе N, посвятил изучению венгерского языка и культуры своих предков. Ко всему прочему он был музыкантом и лидером собственной группы, для которой сочинял песни на своем исконном, то бишь венгерском языке. Музыка, которую играли Тюкин и компания, была чем-то вроде альтернативного рока или, как сейчас модно говорить, инди-рока – обо всем, что не вписывается ни в какие рамки, а иногда может оказаться совершенной пошлятиной.

Кочубей познакомился с ним в аспирантуре, будучи на одной кафедре, оба были тогда молоды и счастливы от безудержного ощущения бесконечности времени, вечной юности и вдохновения. Как пьянил он тогда, этот дух свободы первоначинаний, неизвестности и странной иллюзии внутренней силы. Перед ними стояла простая и четкая цель – защитить диссертацию, и от этой ясности вся жизнь выстраивалась вполне осмысленно. Никто тогда, естественно, не задумывался, а что же будет дальше, поскольку даже тридцатилетний рубеж казался настолько далекой вехой в жизни, что и задумываться о нем применительно к себе было абсолютно неуместно. Когда Кочубей перебирал в голове своих знакомых, интуитивно определяя их на роль Дазайнеров, Тюкин возник в его сознании как бы сам собой.

Руны, указывающие на этих двух персонажей, которых Кочубей разместил на юго-востоке своей пустыни, обозначали пробуждение или воскрешение бога, что соответствует в нерелигиозном сознании началу весны, но у архаических народов оно не выделялось в отдельный сезон, а воспринималось как движение к летнему солнцестоянию. У фигурок были подняты руки, и еще раз эта идея дублировалась в руне Мадр над головой одной из них. Вторая руна Тиу над головой второй фигурки была проинтерпретирована Кочубеем как символ Сына Божия, в контексте монотеистической прарелигии ариев, а не германского божества Тиу. Собственно, вся интерпретация сводилась практически к одной идее, связанной с солярным культом, более древним, чем германский и скандинавский пантеон. Как любой архаический культ, он был достаточно примитивен и не разветвлен, максимально лаконичен и синкретичен. Поэтому не приходилось выискивать нужные значения среди многочисленных коннотаций, все было вполне определенно. Руна DAG, означавшая день, свет, как и в более позднем германском фахверке, изначально также символизировала начало нового года и могла быть истолкована как руна вечной юности. Таким образом, Кочубей вполне прозорливо укомплектовал эту точку двумя юношами «среднего возраста»: этот вид встречается в северной полосе России, обитают они преимущественно в провинциальных городах, размножаются в редких случаях. Выглядят крайне моложаво, немного по-детски, отличаются щуплым телосложением и отстраненным взглядом.

Тюкин продекламировал отрывок из книги, которую с достоинством держал перед собой:

– Ну, я понял, – отозвался Лёва, – только я так долго не продержусь. – Заряжай аппарат, без цветов обойдемся.

Тюкин положил книгу на небольшой столик, стоявший неподалеку, и перетащил треногу с большим старинным киноаппаратом поближе к Лёве. Он склонился над агрегатом, имевшим характерный профиль мышиных ушей, образованных сдвоенными наружными кассетами с пленкой.

– Так, подними руку и балансируй, балансируй, – скомандовал он Лёве. – Не пойму, что мы будем делать с этим видеоартом.

– Я знаю что, снимай, – сказал Лёва, еле удерживаясь на скользкой рыбине.

– Снято. Сколько минут нужно, две-три?

– Давай пять, следующую тоже пять сделаем.

Тюкин еще раз снял Лёву, парившего в воздухе с ведром и колесом.

– А как мы будем пленку проявлять, почему нельзя было взять цифровую камеру?

– Тут все есть у нас. Я умею проявлять. Думаю, что умею. У меня был когда-то фотоаппарат допотопный, тут ведь то же самое.