Даже если это будет стоить мне жизни!

В этом месте я отпускаю заместительницу и ввожу в расстановку саму пациентку. Как и ее заместительница, она тоже не может смотреть на заместительницу болезни, так что путь к матери оказывается для нее закрыт. Я поддерживаю ее, предлагая посмотреть матери в глаза и сказать: «Дорогая мама, теперь я принимаю тебя - со всем, что к тебе относится».

Этими словами пациентка отдает должное болезни матери и тому, что за ней стоит, и тогда ей удается включить заместительницу болезни в поле зрения. Теперь она может маленькими шагами приблизиться к ним обеим. Заместительница матери протягивает ей руку, и в трогательном процессе они со слезами на глазах заключают друг друга в объятья.

Заместительница болезни радуется исполненной любви встрече матери и дочери. Словно некая оберегающая сила, она обнимает их обеих. Пациентка смотрит на нее и говорит: «Теперь я соглашаюсь с тем, как это было, и ты тоже относишься к нам».

Когда пациентка высвобождается из объятий, у меня в голове мелькает одна мысль, и я задаю ей вопрос: «А ты, часом, не стала врачом?» Она с изумлением отвечает: «Да», какое-то время раздумывает и с внезапно просветлевшим лицом, смеясь, говорит: «Но я думаю, что теперь я могу, наконец, заняться тем, чего на самом деле всегда хотела».

Непосредственно после этой работы сильная головная боль, которая продолжалась уже несколько дней, прошла. В заключение я рекомендую пациентке написать на упаковке ее таблеток от головной боли: «Дорогая мама!».

Мать, страдающая алкоголизмом:

«Каждый день по рюмочке виски!»

(пациентка с базалиомой)

Три года назад пациентка (около 45 лет) заболела базалиомой, локальной, но деструирующей опухолью кожи. Она была прооперирована и прошла курс лучевой терапии, однако за полгода опухоль выросла снова. С тех нор было еще четыре операции, но, несмотря на все более жесткие методы лечения, справиться с раком пока так и не удалось. С начала болезни пациентка похудела более чем на пятнадцать килограммов, а бледный цвет кожи говорит о ее общем плохом состоянии.

Следующий диалог был записан на диктофон и приводится дословно:

ТЕРАПЕВТ: «Как выглядит твоя нынешняя жизненная ситуация?»

ПАЦИЕНТКА: «Я разведена, детей нет. Мой муж алкоголик».

ТЕРАПЕВТ: «В твоей семье тоже кто-то пил?»

ПАЦИЕНТКА: «Да, моя мать. Она начала, когда я еще ходила в школу. Когда мне исполнилось 17 лет, мой отец нас бросил. Я осталась с матерью и заботилась о ней, пока она не умерла от цирроза печени. На самом деле моя жизнь началась только с ее смертью».

ТЕРАПЕВТ (через некоторое время): «Мне кажется, ты на нее зла!»

ПАЦИЕНТКА: «Нет, она пила, потому что...»

ТЕРАПЕВТ: «Нет, нет, ты на нее злишься. Это видно. И злиться легче, чем чувствовать боль».

ПАЦИЕНТКА: «Я ее очень любила! Она умерла за год до того, как я заболела».

ТЕРАПЕВТ: «Итак, если тебе суждено выздороветь, то кто вылечит рак?»

ПАЦИЕНТКА: «Врачи?»

ТЕРАПЕВТ: «Нет!»

ПАЦИЕНТКА: «Я?»

ТЕРАПЕВТ: «Нет!»

ПАЦИЕНТКА: «Ты?»

ТЕРАПЕВТ: «Упаси Господи, конечно, не я!»

ПАЦИЕНТКА: «Этого я и боялась. Моя мать?»

ТЕРАПЕВТ: «Я предполагаю, что без матери ничего не получится».

Поскольку эта работа проходит в рамках обучающей группы, я обращаюсь к участникам и, с одной стороны, рассказываю о том, что показывает тело пациентки в то время, когда она говорит, а с другой обращаю внимание самой пациентки на ее телесное восприятие.

ТЕРАПЕВТ: «Как только она начинает творить о матери, в ее геле сразу чувствуется напряжение. Мне сейчас не нужно выяснять, в чем тут причина, но это указывает на то, что любовь между ней и ее матерью, которая безусловно есть, не течет. Это напряжение я буду использовать как индикатор для дальнейшей работы, и сейчас я конфронтирую ее с заместительницей матери, при этом фокус моего внимания будет по-прежнему направлен прежде всего на ее тело».