Штефан отпустил мою заместительницу и попросил заместительницу моей матери встать передо мной. Он попросил меня сказать: «Дорогая мама!»
Я повторила: «Дорогая мама!» Он продолжил: «Моя дорогая мама!» Этого я сказать не могла. Я не могла выговорить слово «моя». Это было так больно. При этом присутствовали мой муж, а главное, моя дочь. Перед ней я не могла показать мою боль. А эта девушка, которая теперь олицетворяет мою мать, она замещает уже не аллергию, но и как на мать я на нее гоже смотреть не могу. Штефан дал мне понять, чтобы я немного придвинулась к матери, но я была как каменная. Она обняла меня, но я оставалась окаменевшей. Я не могла ее обнять. «Аллергия легче», — сказал Штефан. Да, конечно! Ее не сравнит», с этой болью в моей душе. Ее не сравнить со смертью моей мамы, подумала я и согласилась с ним. С этой аллергией я могу жить. Но любовь к моей маме - это действительно больно. В .этом месте Штефан закончил работу.
Прошли две расстановки с другими пациентами. У меня возник вопрос но моему внутреннему процессу: «Если я включаю разум, то я могу обнять мою мать. Но если я этого не делаю, я чувствую себя отрезанной и жесткой, как камень». Казалось, Штефан ждал моего вопроса. Он посмотрел мне в глаза и, не отвечая на вопрос, просто сказал: «Ты должна уважать болезнь твоей матери!»
Дорогой Штефан, большое спасибо тебе за эту фразу. Это была самая важная фраза, которую я когда-либо слышала. Я поняла, что вместе с болезнью матери я всегда отвергала и саму мать. А еще я поняла, что следующий шаг для меня - согласиться с ее болезнью. Но это было так больно. 23 года я прожила, боясь быть с ней рядом. 23 года я боялась, что этой
Ночью после семинара я долго плакала в объятьях моего мужа.
Прошло два месяца, и мне в руки попалась пленка с записью праздника моей мамы. Я смогла ее посмотреть и даже насладиться. Когда я услышала, как ее сестры говорят: «О нет, мы уже такие старые...», я услышала, как мама отвечает: «Не давайте хоронить себя раньше времени». Такие слова я слышала от мамы впервые.
Прошло еще четыре месяца. Я пришла на расстановочную группу с Гунтхардом Вебером. Я снова почувствовала себя в этом поле души. Все три дня у меня скрючивались пальцы, как в продвинутой стадии полиартрита, но никакой боли не было. Они просто скрючивались, и я никак не могла на это повлиять. Я поняла, что они хотели мне сказать. Это болезнь моей мамы. Но меня это больше не пугало, и я смогла согласиться с чужими мне, скрюченными пальцами. Через две или три недели это прекратилось и с тех пор больше не повторялось. Тогда я вдруг заметила, что эти четыре месяца прошли без ощутимых аллергических реакций. Потом полгода, а теперь год.
Иногда у меня такое ощущение, будто снова хочется почесать больные когда-то места. Но вместо этого я глажу свои руки и говорю: «Дорогая мама, моя дорогая мама».
Прошлое лето мы с мужем и дочерью провели на море. Когда я заметила, что у меня снова появилось желание почесать руки, я сказала себе: «Моя дорогая мама, здесь так хорошо», и представила себе, что она отдыхает здесь со мной. Я сказала ей: «Наслаждайся сейчас со мной тем, чем ты не могла наслаждаться».
Дорогой Штефан, большое тебе спасибо. Я хотела год подождать с этим рассказом, чтобы быть уверенной, что аллергия действительно прошла.
Моя жизнь действительно изменилась. Теперь я в общем чувствую себя больше женщиной. Я могу носить юбки, а не только брюки, как раньше. Мы с мужем пошли на танго и наслаждаемся совместным движением наших тел.
Я не нахожу слов, чтобы выразить мою благодарность тебе и Берту Хеллингеру. Она в моем сердце, и я уверена, что вы с Бертом ее чувствуете.
С любовью из России.
С.
«Дорогая мама, теперь я уважаю твою жизнь - и твою смерть»
(пациентка с фибромиалгией)
Фибромиалгия - хроническое невоспалительное заболевание, которое характеризуется разлитой болью в мышцах и местах прикрепления сухожилий к костям и часто сопровождается нарушениями сна и хронической усталостью.
В группе по системным расстановкам пациентка возрастом около 30 лет (замужем, имеет двухлетнюю дочь) расставляет заместителей для себя и своей болезни. Первой она ставит заместительницу болезни. Затем она спиной придвигает к ней свою заместительницу так, что в конце концов они касаются друг друга.
Заместительнице болезни сразу становится трудно дышать, она жадно хватает ртом воздух. Когда заместительница пациентки пытается на нее опереться, она решительно отходит на несколько шагов и отворачивается. Заместительница пациентки разворачивается, раздраженно смотрит на отвернувшуюся болезнь и в ярости топает ногой.