Даже если это будет стоить мне жизни!

Сам пациент со слезами на глазах следит за движениями заместителя своего отца. Когда он немного успокаивается, я спрашиваю, что произошло. «Мой отец умер, когда мне было два года. Я его практически не помню. Мы с матерью не смогли с ним попрощаться. Он был пожарным, и на одном вызове он погиб. Несмотря на возражения коллег, он еще раз вошел в горящее здание, чтобы спасти людей, застигнутых врасплох ночным пожаром. Он пошел на риск, на который идти не следовало!»

Эта фраза заставляет его остановиться, и он задумчиво смотрит на меня. Я повторяю: «Он пошел на риск, на который идти не следовало!» Тем временем заместитель пациента медленно подходит к лежащему на полу отцу, встает рядом с ним на колени и кладет голову ему на грудь. На вопрос о его самочувствии он отвечает: «Здесь, рядом с отцом, мне по-настоящему хорошо!» Я благодарю заместителя и отпускаю его из роли, беру пациента за руку и подвожу его к лежащему на полу заместителю отца. С любовью и уважением он опускается рядом с ним на колени, и они тепло обнимаются. Затем я предлагаю пациенту сказать: «Дорогой папа, пусть мне тебя не хватает, но теперь я останусь здесь, сколько мне еще будет отведено - а потом я тоже приду». Он спокойно произносит эти слова. Заместитель отца улыбается, согласно кивает и говорит: «Да, это хорошо!» Сын еще раз наклоняется к отцу, и они снова долго обнимаются.

После этой работы пациент хочет побыть один и просит разрешения покинуть группу, поскольку такой взаимосвязи он никак не предполагал.

Подражание

В расстановочной работе мы постоянно наблюдаем, как дети бессознательно пытаются реализовать свое стремление к близости с отцом или матерью тем, что в своей гибельной лояльности становятся похожими на этого родителя. Обычно они перенимают такие формы поведения и реакции, с которыми не согласен или которые осуждает другой родитель. Все дети любят своих отцов и матерей, какими бы они ни были.

В расстановке женщины с опухолью мозга заместитель, поставленный в качестве ее болезни, превращается в фигуру ее отца, который в результате полученного на войне ранения вернулся домой ослепшим. Когда в расстановке обнаруживается безмерная любовь пациентки к ее отцу, терапевт задает ей вопрос: «Сколько лет было твоему отцу, когда он умер?» Она отвечает: «50!», терапевт спрашивает: «А сколько сейчас тебе?» Пациентка: «48!» Когда она отвечает, ее вдруг осеняет, что ее брат всегда боялся, что не станет старше, чем отец, и когда у нее нашли опухоль (астроцитому), она со смехом сказала ему: «Можешь теперь успокоиться, я была быстрее».

2.1.4. Болезнь и нарушение надежной привязанности у ребенка вследствие травмы

Гражданская война: «Дорогая мама, тот отец, который есть, всегда самый лучший!»

(пациент с хроническим гастритом)

Во время обучающего курса я работаю с мужчиной, который, по его словам, страдает хроническим воспалением слизистой оболочки желудка. В его глазах я вижу печаль, а сам он кажется мне похожим на брошенного ребенка. Я предполагаю здесь некую связь с его симптоматикой и поэтому первым делом спрашиваю об особых событиях в его детстве.

Он родился в Бельгийском Конго. Когда ему было 11 лет, в стране началась война за независимость. Однажды, когда он стоял в очереди в небольшом магазине, туда ворвались вооруженные солдаты и стали стрелять в находившихся там людей. Он сразу бросился на пол, и пули пролетали над ним. Но два человека, стоявших рядом с ним в очереди, были убиты. Когда пациент об этом рассказывает, я чувствую в нем глубокую боль, которая проявляется в том числе в ощущении бро-шенности. Возможно, это травматическое событие отделило его от родителей.

В соответствии с запросом пациента мы начинаем расстановку с двух заместителей - для него самого и для его симптоматики. Его заместитель качается и, как зачарованный, смотрит в одну точку на полу, примерно в трех метрах от него. Заместитель симптоматики чувствует себя безжизненным, от всего отрезанным и очень далеким. Ощущения заместителей дают основания предполагать связь с травмой пациента. Поэтому я спрашиваю его, какого пола были люди, погибшие тогда рядом с ним, и он отвечает: «Справа от меня стоял мужчина, а слева женщина». Я выбираю двух заместителей и прошу их лечь туда, куда смотрит заместитель пациента.

Очевидно, что смотреть на погибших выше его сил, и когда он уже готов упасть на колени, я ставлю за ним заместителей его родителей. Это позволяет ему остаться на ногах. Мне кажется, что сейчас будет полезно ввести в расстановку самого пациента. Я медленно подвожу его к родителям и отпускаю заместителя. При виде мертвых пациент начинает плакать, потом медленно подходит к ним, садится на пол, прикасается к ним и закрывает им глаза. Он остается сидеть рядом с ними и плачет. Заместитель симптоматики очень внимательно за всем этим наблюдает. Постепенно в расстановке наступает покой.