Даже если это будет стоить мне жизни!

На расстановочной группе для больных меня просит поработать с ней одна женщина. О том, что она страдает астмой, мне не известно. Она садится рядом со мной, и я постепенно настраиваюсь на нее и на совместную работу. Ее взгляд выдает нуждаемость, и чутье подсказывает мне, что самое главное сейчас - просто быть с ней. Через какое-то время она по собственному побуждению кладет голову мне на плечо. Я вижу, чего ей это стоит, и осторожно обнимаю ее за плечи. Вдруг она начинает глубоко и громко дышать, тогда я обнимаю ее чуть крепче. Она тяжело дышит, однако при активном движении грудной клетки остальное ее тело остается совершенно неподвижным. Похоже, ее тело не может двигаться в соответствии с дыханием, поэтому я прошу ее выразить глубокое дыхание в том числе движением тела и таким образом включить его в этот процесс. Она начинает дышать, преодолевая сопротивление моей руки, и при этом все больше и больше использует тело. Я же оставляю ей лишь столько свободного пространства, чтобы она при помощи дыхания могла медленно пройти через мои руки, как через родовой канал. Когда она таким образом высвобождает верхнюю часть тела, я прошу одну участницу группы в качестве заместительницы матери принять ее на руки. По исполненному страха взгляду пациентки я делаю вывод о возможной родовой травме, и мне в голову приходит фраза, которую говорит ей мать: «Все хорошо, мое дорогое дитя, все хорошо. Я так рада, что все кончилось хорошо». В руках у матери пациентка успокаивается и постепенно начинает дышать спокойно и свободно. То, что описано здесь в нескольких предложениях, на самом деле продолжалось почти час.

Через три года я снова встречаю эту пациентку на расстановочной группе. Она благодарит меня и рассказывает о благотворном эффекте тогдашней терапевтической работы. Я прошу ее описать этот опыт, рассказ о котором я хотел бы привести здесь полностью.

Рассказ пациентки:

Уже почти три года я не слышу, как мои бронхи на выдохе свистят и скрипят, будто несмазанная телега. Уже три года мою жизнь больше не сотрясают приступы астмы. Уже три года мне больше не приходится смотреть в лицо отчаянию, удушью, бессилию, страху, чувству, что я обречена.

Последний, легкий приступ астмы был у меня во время той терапевтической работы.

Я до сих пор не могу точно вспомнить, что произошло, но в моем теле, в моих клетках я все еще ощущаю тепло и защищенность того момента.

Я помню, как села рядом с тобой, Штефан, и ты заглянул мне глубоко в глаза, как будто через глаза хотел проникнуть в мою душу, так я это ощутила, и я хорошо помню, что хотела показать, что готова раскрыться, как открывают шлюз, за которым таятся глубины неизвестного.

Остальное я помню смутно, как обрывки сна.

После того, как я посмотрела на тебя, а ты на меня, я положила голову тебе на плечо. После этого я погрузилась в темноту, вне времени и пространства, в которой мое тело, начиная с головы, двигалось вперед. В этот момент все мое существо было проникнуто страхом, холодом и отчаянием. Я хотела вырваться из этой темницы, где я чувствовала себя пленницей и задыхалась. Я хотела дышать и не могла, пока пространство, которое я преодолевала, не раскрылось, наполнилось светом и я почувствовала, что лежу на руках у моей мамы.

Это был волшебный миг. Женщина, которая в тот момент замещала мою мать, обняла меня тепло и с любовью. Я чувствовала себя новорожденным ребенком. Я была напугана, потому что у меня был сильный приступ астмы, вызванный терапевтическим процессом. К тяжелому дыханию в руках у мамы добавилось приятное ощущение опоры, когда я упиралась спиной ей в живот, и у меня было такое чувство, что своим взглядом она меня спасла. Ее глаза посмотрели глубоко в мои и избавили от ощущения гибели, которое меня окружало, и вернули меня к действительности словами: «Все кончилось хорошо», «Все кончилось хорошо»...

Я помню, что в тот момент я расплакалась и это принесло мне глубокое облегчение. Ритм слов «все кончилось хорошо» подтверждал мне, что я жива.

Взгляд и спокойное дыхание матери слились с моим дыханием. Постепенно приступ прошел, и я подключилась к сердцебиению и ритму дыхания моей матери. Ее спокойный пульс успокоил мое сердце и вместе с ним все мое тело. Каждая клетка слилась с мамой воедино. Сколько-то минут я пролежала в ее объятьях. Это было похоже на сон, и пока я медленно просыпалась, я чувствовала, как во мне пробуждается жизнь. Я почувствовала себя живой.

Я помню, что ты объявил перерыв, чтобы другие участники группы могли выйти, но меня ты оставил в руках у мамы. Она продолжала возвращать меня к жизни, успокаивала невероятный ужас, который охватывал все мое тело. Это не был страх чего-то, это был чистый страх, шедший из глубины души. Своим взглядом, своим дыханием и магическим «все кончилось хорошо» она подтверждала мне, что я жива.

Даже после перерыва, спустя долгое время, еще около шести месяцев, я чувствовала, что эта работа продолжает действовать в моем теле. Она, как эхо, отзывалась в каждой клетке моего тела.