Даже если ты уйдешь (СИ)

Брат с сестрой обернулись и увидели идущего им навстречу Льва. Приближаясь, он начал меняться в лице: прищурился, свел светлые брови к переносице, замедлил шаг.

— Эсми…

— Привет, Лев. Вот так встреча.

Мужчины пожали друг другу руки, но Сонин муж не сводил глаз с Эсмигюль.

— Я по делам в этом районе, — объяснил он. — А вот ты…теперь понятно, почему так давно не приходила. Как давно ты…здесь?

— С февраля.

— И как ты?

— Ну вот, — горько усмехнулась, — пока жива.

Лев бросил тревожный взгляд на хмурого Назима.

— Если бы ты знал, как сложно придумывать отговорки, чтобы Соня поверила.

— Она же все равно меня прижмет, — вздохнул Лева. — Это Соня. Я не могу ей врать.

— Пожалуйста, не говори ей. Я всех попросила, чтобы молчали.

— Она же меня в бараний рог скрутит, — он улыбнулся, но как-то горько. — У меня дома полный матриархат, я уже ничего не решаю.

— Сонечка и так лежала на сохранении. Не хочу, чтобы из-за меня ей снова стало плохо. Она очень долго к этому шла.

Лев покачал головой и задумчиво потер лоб. Жену он любил безумно, пусть не все у них в начале шло гладко. Но как-то Софья взяла с него слово, что он никогда не будет ей больше врать. А сейчас получается придется.

— Лёва, — предостерегающе произнесла Эсми. — Пообещай.

— Хорошо, — все-таки сдался. — Только ты смотри, Эсми, к рождению детей чтоб поправилась, да?

— Да, Лёва. Я очень постараюсь, — голос ее дрогнул.

* * *

Каждую новую химию Эсми переносила тяжелее предыдущей. Эта была уже третьей, а врач предупредил, что самой сложной будет четвертая, красная. После процедуры, Муслим забрал ее домой и вновь вместе с ней прошел все круги ада, несколько дней не отходя от нее. В это время вместо него работал другой врач, которого Муслим взял на работу, чтобы разгрузить себя и быть рядом с женой. Потом его заменяли теща с тестем. Одну он ее никогда не оставлял, потому что очень боялся. Эсми теперь была очень хрупкой, уязвимой, прозрачной. Несколько дней после химии она не ела, и как бы он не просил, ничего не получалось. Даже Ситора пробовала покормить ее с ложечки, как маленькую, но Эсми только отвернулась.

На пятый день она всё ещё была слаба. Шторы в комнате были задернуты и она лежала с закрытыми глазами, находясь где-то между сном и бодрствованием. Затылок тянуло, тошнота не проходила, а разомкнуть веки оказалось той еще задачей. На несколько минут Эсми провалилась в сон, а когда начала пробуждаться, почувствовала, как кто-то сжимает ее пальцы. Руки эти были нежные, мягкие, теплые, тогда как у самой Эсми кожа стала сухой.

Облизнув губы, она с трудом повернула голову и приоткрыла глаза. На нее в упор смотрела Софья. Поджав губы и блокируя слезы, она положила ладонь на холодный лоб сестры и прошептала:

— Привет.

— Привет, — сипло отозвалась Эсми. — Кто проболтался?

— Лев.

— Я же просила, — хмыкнула она слабо.

— Левушка не виноват, — всхлипнула она. — Я прижала его, и он раскололся….на первом же допросе. Почему ты не сказала?

— Не хотела, чтобы ты расстроилась. Видишь, ты плачешь. Тебе нельзя волноваться. Ты должна выносить и родить.

Только сейчас Эсми скользнула взглядом по сестре и заметила округлый животик. Это было прекрасно и волнительно.

— Ты уже знаешь, кто там? — спросила Эсмигюль.

— Девочки, — Софья прижала руку к животу.

— Девочки, — повторила сестра и улыбнулась. — Сёстры…как мы с тобой.

— Да, — Соня повернула голову, чтобы Эсми не увидела ее лица. — Точно как мы с тобой.

— Не плачь, Сонечка. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря на то, что в нас не течет одна кровь, ты мне роднее и ближе всех.

— Ты тоже…

— Расскажи мне что-нибудь хорошее, — слабо улыбнулась она. — Как там Кеша?

— Кеша…ну как может быть этот паскудник? — тихо засмеялась Софья. — К нему теперь кошки ходят. Свиданки ему устраиваю, потому что ему надо. А Лёва бесится. Говорит, что чувствует себя кошачьим сутенером.

Эсми тоже хотела посмеяться, но получилось как-то по-дурацки и криво.

— Кеша. Может, мне тоже кота завести? — проговорила она.

— Лучше кошку. Породистую. Может, сведем их вместе? Так хоть постоянная баба у него будет. А то от этого блядуна у меня одни расстройства, — Софья вновь сжала пальцы сестры и та, хоть и слабо, но сделала тоже самое.

— Поживем — увидим, — ответила Эсмигюль и улыбнулась. — Война план покажет.

Глава 36. Мой свет

Останусь пеплом на губах

Останусь пламенем в глазах

В твоих руках дыханьем ветра

Останусь снегом на щеке

Останусь светом вдалеке

Я для тебя останусь — светом

Песня группы “Город 312”

Приближался день четвертой химии — красной — самой сильной и самой токсичной из всех. Эсми с Муслимом уже изучили вопрос и поняли, что она хуже переносится и чаще вызывает осложнения. Хотя…куда же еще хуже. Полночи до процедуры она не спала, потому что, как говорится, ожидание смерти страшнее самой смерти. Эсми провела эти несколько часов словно узница перед казнью. И всё это время думала и гадала — выдержит ли.